И небо упало на землю

[Sled-Slesh]

Автор: Kovalevskaya
Фэндом: След
Персонажи: Лисицын/Тихонов, Майский/Тихонов, Круглов, Амелина
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Психология, POV
Предупреждения: OOC
Размер: планируется Мини
Статус: в процессе написания
Описание:
Иван тяжело переживает расставание с Майским. Но находится человек, способный отвлечь его от горьких дум...


1. И небо упало на землю

В детстве мама не разрешала мне общаться с незнакомыми мужчинами. Я был послушным ребёнком. Но мама не учла главного: мне нельзя было разрешать общаться со знакомыми мужчинами.

Из всех сотрудников ФЭС меня интересовали три богатыря-оперативника: Майский, Котов и Лисицын.
Майский раздражал меня своим внешним видом. Байкерская куртка, дурацкие перстни на пальцах, перевёрнутая козырьком назад бейсболка, а, главное – хвост. Ну, вот к чему этот хвост? И к чему демонстрация оголённых бицепсов на работе? Я даже не уверен, что в его гардеробе имелись в наличии классические рубашки. Ясное дело, к чему это всё – цеплять дамочек. Дамы сохли по Майскому. И я их понимал. Брутальный парень, с которым легко и весело. Если в Вашей жизни появляется человек, с которым легко и весело, держитесь за него – он скрасит серые будни. Но не влюбляйтесь, лучше просто смейтесь. Майский был как открытая книга, как компьютер без пароля. Я читал его мысли, предугадывал его реакции. Он был слишком прост для меня. Мне нравилось его дразнить и дурачиться – строить глазки, когда он заходит в лабораторию, расстёгивать халатик, демонстрируя тощий подростковый торс, прилюдно отпускать в его адрес такие шутки, после которых наказание было неминуемо, будь то кулак в лицо или член в попку. Майский держался, как мог, а потом довёз меня однажды после работы до дома на своём мотоцикле, зашёл выпить пива, да так и остался на год. Безумной любви между нами не было, но страсть, определённо, присутствовала. Соседи могут подтвердить. Думаю, они выучили все варианты наших стонов. За ним постоянно увивались бабы разных мастей и возрастов. Реагировал он только на блондинок. Главной блондинкой в его жизни был я. Но любому терпению приходит конец. Мне было тяжело делить его с бабами, а ему было тяжело без баб. Я не спал ночами – ждал, когда этот мерзавец придёт. Он приходил под утро или не приходил совсем, чрезмерно увлёкшись очередной пассией. Со мной случались истерики, иногда – прямо посреди рабочего дня. Долго так продолжаться не могло, и наши отношения подошли к своему логическому завершению, после чего мне сделалось ещё хуже. Я успел влюбиться в это недоразумение.

Котов сводил с ума. Прежде всего – контрастами. Высокий широкоплечий мастер спорта по боксу, опер, посещающий оперу и ужинающий при свечах. Моим любимым развлечением на работе было наблюдать, как Котов прессует очередную жертву в допросной. Он так убедительно орал, стучал по столу и ломал стулья об стену, что я бы сразу признался во всех своих грехах. Но он никогда не бил подозреваемых…старался не бить. Закончив допрос, Котов подходил с бешеным взглядом к волшебному стеклу, через которое я видел его, а он меня – нет, его чувственные губы слегка подрагивали, а по лбу струилась капелька пота… Думаю, в моменты интимной близости он выглядел так же. И я уверен, что он - идеальный любовник. Нежный и ненасытный. Уверен, но не проверял.

Лисицын… Само совершенство. Властный благородный красавец с внешностью голливудского актёра тридцатых годов прошлого века. Шикарный породистый мужчина. Грегори Пэк. Такой мне не светил. Он был мне не по зубам. Я терялся рядом с ним, как школьница. Хорошо, что он не терялся…

Я помню точно, когда это началось – спустя несколько месяцев после моей финальной ссоры с Майским, когда я ходил по лаборатории как тень, зарёванный и неадекватный, и выбирал способ самоубийства. Лисицын стал относиться ко мне как-то иначе. Причём, заметил это не я, а наблюдательные коллеги. Мне и замечать что-либо было некогда – лето выдалось экстремально жарким не только на погоду, но и на количество нераскрытых преступлений, так что на работе приходилось практически ночевать. Многие понимали, как мне несладко после расставания с Майским, но немногие пытались подсластить мне жизнь. А Лисицын постоянно баловал дорогущими конфетами и тортами. Его как прорвало. Раньше заходил ко мне раз в месяц, а тут – через день. А ещё он взял моду подвозить меня домой по вечерам. Видимо, я и правда совсем хреново выглядел.

- Вань, а что происходит с Лисицыным? Как-то странно он себя ведёт в последнее время. Крутится возле тебя целыми днями…
- Сам не знаю. Вчера вообще увёз меня в итальянский ресторан обедать, откармливал два часа.
- Слушай, а может, он тебя клеит? – тихонько предположила Оксана, хитро улыбаясь.
Я аж рот открыл от удивления.
- Ты с ума сошла? Он сохнет по Соколовой.
- Соколова? Она его к себе не подпускает. Между ними ничего нет, точно говорю. А рядом с тобой сейчас вакантное место образовалось. Так что…
- Да нееет, не может быть. Зачем ему я… Он девушек предпочитает.
- Ты уверен?
Я призадумался.
- Уверен я могу быть только в моём компьютере. А тут… что-то не сходится.

Работать в тот день я больше не мог – думал о Лисицыне. А вдруг Оксана права? И я решил поговорить с Кругловым. У него интуиция покруче женской. Редко ошибается. Он сделался мрачным как туча после моих распросов.
- Даже и не знаю, как тебе сказать… Ты хочешь знать правду?
- Конечно, хочу. Мне надоело гадать, что у Лисицына на уме. Это очень отвлекает от работы.
- Вот. Именно в работе и дело. Рогозина поручила Лисицыну… оказывать тебе знаки внимания, ухаживать за тобой после вашего расставания с Майским. Ну, так сказать, для поднятия твоей самооценки и для борьбы с депрессией. Она заметила, как тебе плохо. Все заметили. Рогозиной нужны твои мозги, а в твоей голове только Майский. Ты ревёшь в сортире, ничего не ешь, это длится всю весну, а может продлиться год, два… Поверь мне, я-то знаю. Мы посоветовались и решили, что Лисицын сможет позаботиться о тебе, вернуть веру в себя, вернуть улыбку на твоё личико…
Земля уходила из-под ног. На глаза наворачивались слёзы.
- Спасибо. Ясно. Значит, это всё фикция. Служебное задание. А я-то размечтался… Вы… кастинг проводили или как?
- Вань, ты не обижайся. Я не должен был тебе это говорить. А Лисицын… он сам вызвался помочь, его никто не принуждал.
- И как далеко он собирается зайти в своей помощи?
- Я думаю…так далеко, как ты захочешь.
Я готов был двинуть ему в усатую рожу.
- Знаете, что?! Помогайте инвалидам, извращенцы чёртовы! Я как-нибудь сам себе помогу! Придурки…
Я снял халат и выбежал из лаборатории. Меня трясло от гнева. Как назло, в коридоре столкнулся с Лисицыным. Странное это ощущение – наткнуться на мужчину в бронежилете. Он шёл с задания во всей красе, широкими шагами направляясь к начальнице сообщить о своих успехах. Интересно, об успехах в отношении меня он тоже докладывает?
- Тише, тише… Ты летаешь, как комета.
Он приобнял меня и приподнял голову за подбородок, нежно глядя сверху вниз бездонными голубыми глазами, сияющими в полумраке. Я растворился в них. Такие глаза не умеют врать, нет, не умеют, - убеждал я себя.
- Иван, что случилось?
- Ничего… Доброе утро, Константин! – пробурчал я зло.

Вышел на улицу, добрёл до сквера напротив, утопающего в июньской зелени, сел на лавочку и начал курить одну сигарету за другой в полной прострации. Слёзы текли по щекам горячим ручьём. Я не понимал всех этих людей. Не понимал…
На плечо опустилась тяжёлая рука, в воздухе запахло восточными благовониями. Его парфюм умопомрачительно раскрывался в жару на горячей коже. Древесные ноты, розовый перец, пачули, ладан... - Amouage Epic. Я бы отдался ему только из желания дышать одним воздухом рядом с ним.
Он дотронулся до моей руки и отобрал сигарету.
- Тебе это не идёт. Распространённое мнение о том, что сигареты успокаивают, является ошибочным.
Я вытер слёзы и отвернулся. Не хотел, чтобы он видел меня в таком состоянии. Нытиков никто не любит. Это факт.
- А что успокаивает, по-твоему?
- Алкоголь, - улыбнулся он. - Время… Природа… Ну, и…
Он повернул мою голову к себе, изучил моё лицо, будто видел впервые, и дотронулся сухими горячими губами до моих губ. Щетина кольнула щёку. Аромат вскружил голову. Рука на шее обожгла кожу. Я открыл свой нервно сжатый рот и ответил на поцелуй, вцепившись в широкие плечи, словно боясь, что Лисицын исчезнет. Он не исчезал, он продолжал, запустив руку мне под футболку и лаская спину. Казалось, что в его большой ладони помещаюсь весь я, как Дюймовочка. И эта ладонь плавила меня. Я растекался подобно воску на скамейке в сквере... А вокруг люди спешили на работу, выгуливали собак, шли в соседний магазин за продуктами… Но для нас этих людей не существовало. Они исчезли, как ненужная шелуха. Сейчас здесь были только я и он. Не знаю, сколько это длилось – минуту, пять, вечность?
Я восстановил дыхание и задал вопрос, который должен был задать.
- Это тоже входило в планы Рогозиной?
Он взглянул на меня с теплотой и грустью, и тихо произнёс:
- Нет. ЭТО не входило в планы Рогозиной... Я люблю тебя.

И небо упало на землю.


2. И земля остановилась

Он был моим ангелом.
Каждый раз, после созерцания трупов, общения с очередными отморозками, причастными к появлению этих трупов в поле моего зрения, погони, перестрелки и прочего ночного кошмара средь бела дня, уставший, голодный и злой, шагая по длинному коридору, я бросал взгляд на место обитания моего ангела, колдовавшего у компьютера. И он, замечая меня, приветствовал широкой лучезарной улыбкой и взмахом изящной руки. Я улыбался в ответ, и на душе делалось светлее. Словно кто-то щёлкнул выключателем в тёмном помещении.
Если было, с чем, то я заходил к нему. Нет, не с бутылкой хорошего вина, как в кино или в чьей-то жизни, а с уликами с места преступления. Ноль романтики. Он, словно любопытный ребёнок, с одинаковым интересом воспринимал и моё лицо, и отпечатки пальцев на предметах. Юный, правильный, настоящий… Дни, когда он отсутствовал на работе, тянулись бесконечно долго – мне не хватало этих удивительных глаз, искренней улыбки и неиссякаемой энергии, которую излучал Иван. Никто не радовал меня так, как он. Разве что, моя напарница Соколова – милая очаровательная девушка.
Не знаю, что он нашёл в Майском. Но он наверняка знает. Парни снюхались очень быстро, прошлой весной, как два обезумевших мартовских кота. О том, что их дружба стала слишком близкой, не знал только ленивый. Использование дивана в комнате для отдыха не по назначению и жаркие обжимания по углам перерастали в настоящий беспредел в лаборатории, когда нашей грозной начальницы и большинства сотрудников не было на территории офиса. В обители пробирочек и колб, заботливо расставленных и систематизированных Ваней, Майский вёл себя как слон в посудной лавке. Всё начиналось с возмущённых криков:
- Нет, Серёжа! Только не здесь, пожалуйста, я тебя умоляю! Только не здесь!..Серёжа!.. Чччёрт!..
Но, поскольку «здесь» для Майского могло быть где угодно, он не внимал мольбам Ванечки. Жалюзи в стеклянной комнатушке задёргивались, ключ в двери поворачивался, слышался звон стекла, падала мебель, возмущённого ангелочка затыкали поцелуем, и борьба сменялась перемирием под красивейшие ванечкины стоны.
Их связь раздражала меня по одной простой причине. Неожиданно для себя я осознал, что хочу быть на месте Майского – на своём месте. Ужинать с Ваней на одной кухне, спать в одной кровати, ездить в одной машине… Это было как наваждение. Я думал только о нём. Моя одержимость казалась мне столь же естественной, сколь странной, не смотря на то, что обычно меня интересовали девушки. Но какая, к чёрту, разница? Иван не был для меня ни девушкой, ни парнем. Он был целой вселенной, волшебной и неизведанной. И всем своим существом я желал раствориться в этой вселенной, глядя в огромные инопланетные глаза…
Узнав, что Майский расстался с Ваней, я понял, что это - мой шанс. К счастью, Рогозина была настолько обеспокоена душевным состоянием своего гениального программиста-биолога, что не только не противилась очередному служебному роману, а, напротив, умоляла отвлечь и развлечь безутешного парня любыми способами, чем я и занялся с нескрываемым удовольствием и энтузиазмом.

Недотрога Соколова, избалованная моим пристальным вниманием к её персоне, становилась истеричной: всё теперь доставалось Ванечке – от конфет с марципаном до пока ещё дружеских объятий.
- Ты стал каким-то другим…холодным…
- Долго сидел под кондиционером.
- Я даже догадываюсь, где находится этот кондиционер. В лаборатории. Ты там прямо поселился, - она пристально смотрела на меня из-под чёлки. Ну, сейчас начнётся… – Костя, скажи, тебя теперь интересует Оксана?
- Скорее – Иван, - спокойно ответил я, мечтательно улыбаясь.
- Дурак. Всё смеёшься?
Соколова была уверена, что я отшутился. А я был серьёзен, как никогда. Но кто поверит в такое… Я и сам не верил.
- Костя, хватит издеваться надо мной! Просто скажи, что тебе нравится Оксана. Ты и конфеты ей даришь… мои любимые… Ты скажи, я пойму. Она яркая привлекательная девушка, а я – ну, кто я? Твоя скромная несговорчивая напарница… Какие же вы, мужики, предсказуемые. Так и ведетесь на блондинок в мини-юбках.
Знала бы она, сколь я непредсказуем… Интересно, а Ванечка практикует ношение мини-юбок вне офиса? А чулок? Ему бы пошло. У него стройные ноги. Хотел бы я видеть их на своих плечах. И ни о чём другом думать я уже не мог… Но призрак начальницы в конце коридора вернул в суровые рабочие будни.
- Юля. Ты – замечательная девушка. Оксана мне не нравится. Конфеты я дарю Ивану. Поехали. У нас новый труп.
- У нас новый бред, - вздохнула она.
Всю дорогу мы молчали.

Ваня стоял у окна в лаборатории, думая о чём-то своём. Худенький и трогательный, в своём неизменном халате с закатанными рукавами. Обнять бы его, прижать к себе тощими лопатками, заставив слышать биение моего сердца, нашептать на ушко ласковые слова и зацеловать… Однажды так и будет. Однажды я не сдержусь.
Придётся отвлечь Ваню от созерцания ландшафта и заставить изучать следы на очередных уликах, будь они прокляты. Я решил сделать это игриво. Подкрался и закрыл ему глаза рукой.
- Константин Львович? – сразу угадал он.
Я даже расстроился. Развернул его к себе лицом.
- Как ты догадался, негодник? Думал обо мне?
Его веки были опухшими от слёз, а щёки – влажными.
- Твой парфюм. Я узнал тебя по запаху.
- Такой ужасный парфюм?
- Замечательный. Подходит тебе. На горячей коже восточные ароматы раскрываются во всей красе. А она у тебя горячая.
Он стыдливо прятал от меня заплаканное лицо, оно и понятно: быть застуканным коллегой на ответственной работе в слезах – момент не из приятных.
- С чем пожаловал?
- С этим, - и протянул ему окровавленный кинжал в пакетике.
Да. Ноль романтики.
- Какая прелесть. Кавказские разборки? Красивый… Хотел бы я видеть такой в своей груди... Может, мне киллера себе заказать, как думаешь? Сам не могу решиться. Достало всё…
Не нравилось мне его настроение. Совсем не нравилось.
- Вань, если бы ты знал, сколько зарезанных мальчишек я повидал на войне, и как это выглядело… Дико, нелепо. В их глазах было столько жажды жизни. Больше всего хочется жить, когда остаются какие-то мгновения. Поверь мне на слово, лёжа с ножом в груди, ты…
- Костя, спасибо, что пытаешься успокоить меня, но, что бы ты ни говорил мне про жизнь, про мальчишек, сейчас это не поможет, - перебил он меня. Уставился в компьютер.
- Ты сегодня ел что-нибудь?
Молчание.
- А вчера? …Пойдём пообедаем. Чего бы тебе сейчас хотелось? Рыбу? Курочку? Барашка? ..
- Я сам как барашек… - пробурчал Ваня. – Я не хочу есть. Я хочу умереть. Видел Майского сегодня. Ходит с довольной рожей. С какой-то Люсей встречается. Что это за имя вообще? Кошачья кличка. Если бы я знал, что буду для него временным бабозаменителем, никогда бы не связался с ним. Никогда. Ненавижу предателей.
Я терпеливо ждал, когда мой дурашка-очаровашка закончит ныть. Вдруг он весь засиял. Придумал способ самоубийства?
- Рыбу! Я хочу рыбу. Большую. И овощи на гриле.
- Ну, вот. Другой разговор, - и я украл его. Увёз в ближайший ресторан, предусмотрительно отзвонившись Рогозиной.

От него остались одни глаза. Он совершенно отощал от переживаний. Поэтому видеть, как он с аппетитом уплетает огромную рыбину, а потом ещё блюд пять, было для меня праздником. Я откровенно любовался им. Он поймал мой взгляд.
- Я выгляжу как истеричка во время ПМС, сжирающая полхолодильника.
- Нет… Ты выглядишь как маленький ангелочек.
- Глупости какие, - засмущался он и покраснел.
Я ещё заставлю тебя смущаться. Ох, как заставлю…
- Десерт осилишь?
Хотел бы я быть твоим десертом…
- Неет… Спасибо тебе. Это божественно! Я очень давно не ел.
- Как приятно видеть улыбку на твоём лице. Ты – замечательный парень, Иван. Я хочу, чтобы ты плакал только от счастья. И я постараюсь всё делать для этого. Любые печали проходят со временем. Закат сменяется рассветом. Надо только терпеть и не унывать, даже если душевная боль невыносима.
В машине он задремал на моём плече. Белокурые волосы пахли морем. Я чмокнул его в макушку, как ребёнка. Припарковавшись у ФЭС, я не стал его будить - я просто не смог. Но за меня это сделал мой телефон. Ваня поднял на меня сонные глазёнки.
- Извини… Я заснул на тебе.
- Я только за.

Следующее утро было не из лёгких. Мало того, что город, изнывающий от жары, снова затянуло едким смогом, так ещё и бегать за подозреваемым пришлось в этих экстремальных метеоусловиях. Дыхание сбивалось, сердце бешено билось, во рту пересохло. Я чувствовал себя телохранителем из одноимённого фильма, который терпеть не мог бегать. Но я был злой как чёрт на длинноногого лося, поэтому догнал его, повалил на асфальт и украсил его руки браслетами, прекрасно понимая, что, возможно, уже через час вместо этого мужика появится новый подозреваемый и догонять придётся кого-то другого. Иногда я ненавидел свою работу.
Похоже, сегодня не один я быстро бегаю. Откуда-то выскочил Ваня и врезался в меня. Опять в слезах, отчуждённый, нервный…
- Доброе утро, Константин! – зло пробурчал и ушёл по своим делам.
В коридоре нарисовался Круглов, провожающий Ваню взглядом.
- Когда же это закончится? Вчера он улыбался, а теперь опять ревёт… Придушил бы Майского собственными руками.
- Костя… Он по другому поводу ревёт. Я признался ему, что твои ухаживания – спланированная акция под руководством Рогозиной.
Я совершенно обалдел от услышанного.
- Ты что, идиот? Зачем ты это сделал?!
- Он хотел знать правду по поводу происходящего… Догони его, успокой.
- Правду? Да что ты знаешь о правде!..
А знал ли эту правду я? Знал. Боялся ли я её? Ох, как боялся.

Обойдя окрестности, я нашёл его, курящего на лавочке в сквере. Никогда раньше я не видел его курящим.
Немой укор в его глазах.
Я дотронулся до его дрожащей руки и отобрал сигарету.
- Тебе это не идёт. Распространённое мнение о том, что сигареты успокаивают, является ошибочным.
Он отвернулся, пряча слёзы.
- А что успокаивает, по-твоему?
- Алкоголь… - пытался я шутить. - Время… Природа… Ну, и…
Я ничего не соображал. Мир вокруг перестал существовать. Ваня становился для меня всем миром. Я припал губами к его губам внезапно, жадно, грубо… Так бывает, когда сдерживаешь желание день за днём, а потом позволяешь ему вырваться наружу подобно птице, томящейся в клетке. Взять его одним поцелуем. Заставить его верить мне одним поцелуем. Сделать его моим одним поцелуем. Первым - как последним. Диким. Страстным. Я прокусил ему губу… Да, мой мальчик, не сдерживай стон - он посвящён мне, а не Майскому, я так мечтал его услышать… Какой же ты горячий… Он плавился в моих руках, податливый и отзывчивый на ласки. Я бы продолжил, но опомнился: место было не самое подходящее, хотя плотная завеса смога частично скрывала нас от посторонних глаз.
Только поверь мне, только поверь…
Ошалевший от моего напора, он спросил:
- Это тоже входило в планы Рогозиной?
- Нет. ЭТО не входило в планы Рогозиной.
Пришло время признаться ему в том, в чём я боялся признаться себе:
- Я люблю тебя.

И земля остановилась.