[Аника Лель]

Название: Дежавю
Автор: Плесень тараканья
Персонажи/пейринг: Николай Круглов/Иван Тихонов
Рейтинг: NC-17
Жанр: детектив, драма, романтика
Предупреждение: разница в возрасте
Аннотация: Шила в мешке не утаить, и прошлое (обязательно) заявит о себе: так ушедший от наказания преступник вновь возьмется за старое, а незатертые записи с камер раскроют тайну личной жизни.
Читать на фикбуке


Название: Как сошлись Константин Сергеевич с Константином Львовичем
Автор: Плесень тараканья
Персонажи/пейринг: Костя Лисицын/Костя Котов, упоминается Амелина/Соколова
Рейтинг: R
Жанр: дружба, UST, признание в любви
Предупреждение: элементы фемслэша, открытый финал, нецензурная лексика, нелинейное повествование
Аннотация: Почти роад-стори о двух дружбанах не разлей вода, один из которых — скрытый бисексуал, а другого бросила невеста, и есть лишь крохотный шанс ее вернуть. (Спойлер: у них не получится)
Читать на фикбуке

@темы: николай круглов, иван тихонов, круглов/тихонов, котов/лисицын, константин лисицын, константин котов

---

[Аника Лель]

Название: Давай остановим время и просто будем счастливы
Автор: плесень тараканья
Фандом: След
Пейринг: Николай Круглов/Иван Тихонов
Рейтинг: R
Теги: романтика, флафф, юмор, разница в возрасте, рейтинг за секс, обсценная лексика
Размер: около 3к. слов, 9 стр.
Аннотация: Рогозина решила, что Ванюшке необходимо пройти курсы самообороны и назначила в учителя Николая Петровича. А у Вани кинк на борьбу. И на Круглова тоже кинк.

ficbook.net/readfic/11823731

@темы: Николай Круглов, Иван Тихонов, Круглов/Тихонов

---

[Аника Лель]

Продолжу засорять сообщество своей отпшкой
Название: Новый год в морозных окнах свет зажжет
Автор: Аника Лель (плесень тараканья)
Пейринг: Николай Круглов/Иван Тихонов
Рейтинг: pg-13
Жанры и метки: романтика, Новый год, палево с хорошим концом
Аннотация: Не то чтобы он на что-то рассчитывал. Вообще нет. Ни разу. Даже в фантазиях. Нет, всерьез Ванька не ожидал ничего, кроме баньки и копченой рыбки. Возможно, его предложение Круглову вообще было из ряда альтруистических. Как бы то ни было, он предложил встретить Новый год вместе.
ссылка на фикбук

@темы: Николай Круглов, Иван Тихонов, Круглов/Тихонов

---

[Аника Лель]

Название: И место для шага вперед
Автор: Аника Лель
Категория: слэш
Пейринг: Круглов/Тихонов, фоном Майский/Белая
Размер: миди, 40 страниц
Жанр: детектив, драма, романтика, дружба, hurt/comfort, повествование в настоящем времени, разница в возрасте, элементы гета
Саммари: Очередное убийство приводит к изменениям в личных отношениях сотрудников ФЭС.

Читать на фикбуке

@темы: Николай Круглов, Иван Тихонов, Круглов/Тихонов

---

Новогодний фф

[Аника Лель]

С Новым годом!
Название: А снег идет, а снег идет
Автор: Аника Лель
Категория: слэш
Пейринг: Круглов/Тихонов
Размер: мини
Жанр: флафф, романтика
Саммари: Возможно, для него все это несерьезно, но ведь Новый год они встречают вместе.

По всему выходит, что для Вани это несерьезно.

21.35. Он крутится на стуле в лаборатории и закидывает Танюшку бумажными снежинками.

Допрос еще длится, Галя дожимает подозреваемых, и Серега бестолково мнется возле дверей. Расколются или вместо корпоратива придется лететь на другой конец Москвы, чтобы раскопать в мусорном баке недостающие улики?

— Да не мельтеши ты, в глазах рябит.

— Я, Петрович, не мельтешу, я жду. За мелтешением тебе вон туда. — Серега кивает в сторону лаборатории. Врзыв Танюшкиного хохота сотрясает коридоры.

21.55 Чистосердечные признания подшиты в дело, конвой увел обвиняемых, и те, чья смена закончилась уже несколько часов назад, спешат переодеться и сгрудиться у заставленного закусками стола.

22.05 Из под лацкана Ванькиного пиджака высовывается морда Микки-Мауса, и на шее нет наушников.

Коля потирает пальцами гриф гитары, ждет, когда выйдет Галя и когда Серега перестанет трещать, описывая свою… Ольгу? Елену?

— А давай на дачу ко мне, Коль? — Серега пихает в плечо, щелкает перед носом пальцами. — Ты заснул, что ли? На дачу, в баньку, под водочку, а? И на рыбалку завтра — все как ты любишь!

— И Новый год на трассе встретим.

— Да может успеем, Новый год ведь, какие пробки? Сейчас как рванем и аккурат к курантам на месте будем.

— Ты же с Лелей встречаешь.

— У Лели, дружище, законный супруг днем объявится, я там, сам понимаешь, не к месту.

Коля фыркает.

— Извини, у меня планы на ночь.

Планы крутят хвостом перед Танюшкой, обнимают за пояс Валю и рассказывают анекдоты на ушко Юльке. По всему выходит, что для Вани все несерьезно.

Он не ночевал у себя дома уже несколько месяцев. Его футболкам и джинсам выделены полки в Колином шкафу, и кружки с голыми бабами и супергероями поселились на Колиной кухне. Появилась приставка для игр, и визитки пиццерий и кафе азиатской кухни теперь живут на полке в прихожей. Коля даже пускает Ванятку за руль.

Еще днем поспорили, кто на корпоративе пьет, а кто везет их домой. Ваня вытащил короткую спичку — Коля знает, что короткими были обе — и теперь крутит ключи на пальце. Форсит перед лаборантками.

Между Колей и Ваней четверть века, что тут может быть серьезного? Со стороны Коли было ужасной безответственностью тащить Ванюшку в постель. Лучше бы дал по шее, когда Тихонов подкатил впервые, но нет, размяк, поплыл, все закрутилось и завертелось водоворотом, не выплывешь.

22.30 Отзвучали гитарные аккорды и эхо Галиного голоса пропало в глубинах коридоров.

Ваня теснит Танюшку в угол. Серега ее же — в противоположный. Коля лениво размышляет, не пора ли вмешаться, когда Таня со смехом убегает и прячется за спинами Белозерова и Шустова, а Серега нависает над Ванькой свирепым тигром.

По всему выходит, что вмешиваться нет смысла, Ваня выворачивается ужом, ныряет под руку Майскому, еще и за хвост дергает, прежде чем умчаться со всех ног под защиту Котова и Лисицина. Но и там не задерживается надолго: запальчиво спорит с Юлькой, меряется силой с Костиком и оказывается со свистом изгнан прочь. А все потому что нечего хвостом вертеть.

22.50. Коля допивает третий бокал, салютует Гале четвертым. Гроздь винограда в руках с каждой секундой становится легче, а есть хочется все сильнее.

Дома салаты осталось заправить. Он успел утром нарезать, пока не вызвали в контору. Ванька уехал раньше — будет ему сюрприз.

Ванька обтирается возле Гали и Вали, затем исчезает ненадолго и возвращается уже без пиджака и с принтом этого наглого мыша во всю грудь, который подмигивает и скалится в усмешке. Ваня звонко целует Танюшку и уносится прочь от брошенного Серегой яблока.

22.55 Коля обнимает Галю, прощается с дамами, пожимает руки ребятам и не спеша идет на стоянку. Возле машины по щиколотки в сугробах прыгает, как нахохлившийся воробей, Ванька. Его синюю шапочку и капюшон куртки припорошило снегом.

— Чего сразу в машину не сел?

— Тебя ждал, Николай Петрович.

Ванькины глаза озорные горят, он улыбается во весь рот, зубы сверкают, и розовеют округлые уши. Ванятка ныряет рыбкой в прогревающуюся машину, воровато оглядывается и посылает воздушный поцелуй.

— Довезу в лучшем виде. В магазин заезжать не будем?

— Не будем, — соглашается Коля.

Краем глаза отмечает, что на заднем сидении на пакет больше, чем должно быть. Ваня тоже косится на лишний сверток.

23.15 Ваня ведет машину осторожно, не слишком уверенно — надо чаще уступать ему водительское кресло, следит за дорогой, посылает Коле улыбки на светофорах, и физически ощущается дрожащее на кончиках его пальцев предвкушение.

Коля вытаскивает из кармана нагревшийся в тепле мандарин, кладет на приборную доску над магнитолой, и Ванька тут же перехватывает его, подносит ко рту и со стоном впивается зубами.

— Куда ты с кожурой, дубина.

— В кожуре все самое вкусное, Петрович. Между прочим, в манжариновой цедре больше витаминов А и С, чем в мякоти. Не говоря уже о клетчатке.

Мандариновые брызги летят в сторону, стекают по Ванькиным пальцам, и влажные липкие следы остаются на кожаной оплетке и на рычаге коробки передач. Пожалуй, не стоит Ваню пускать за руль слишком часто — не раньше, чем устранит ущерб.

— Вкусно, — повторяет Ванька, — еще есть?

Из другого кармана Коля извлекает второй мандарин.

— Может тебя с рук покормить?

23.30 Машина въезжает во двор. Ванька жует последнюю мандариновую дольку, заглушает мотор, прежде чем находит Колину руку, подносит ко рту и размашисто лижет пальцы.

— А ты сладкий.

Он нарочито медленно облизывается, влажно, с причмокиванием. Но срывается, выхватывает из Колиной руки кожуру и проворно заталкивает ее в рот.

— Показушник.

— Мпф!

Ваня выскакивает из машины, хватает часть пакетов с заднего сидения — остальные достаются Коле, и скачет к дверям. По пути поздравляет с наступающим бабку-трещотку с первого этажа, днями и ночами торчащую перед окном, одного из алкоголиков с третьего, прущего в карманах по пузырю, машет рукой трем малышам со второго этажа, чьи приплюснутые носы видны через окна лоджии. Дети отвечают Ваньке восторженными взмахами рук.

— Не ляжете спать — Дед Мороз не придет! — кричит Коля, и дети исчезают в глубинах квартиры.

По всему выходит, что Ваня в подъезде едва ли не всеобщий любимец, и с чьей-то легкой руки прослыл сыном Круглова.

23.35 Ваня выпрыгивает из ботинок и куртки, несется на кухню, а вскоре оттуда доносится громкий свист — Ванька нашел салаты.

Гремит посудой, пока Коля умывается и меняет пиджак и рубашку на домашний свитер.

Стол в гостиной они освобождают вдвоем, сдвигают к дивану, таскают тарелки и бокалы. Кран шипит и фыркает, когда Ваня сует в раковину мандарины.

23.49 У небольшой вазы с фруктами белеет пухлая пачка влажных салфеток. Салатницы высятся над тарелками, как корабли на море, и Ваня с загадочным видом водружает между ними поднос с домашним холодцом.

— Откуда?

— Я с Валюшей договорился, типо Новый год, я один, работы много... Она сжалилась над несчастным гением и — кроме холодца, у меня еще запеченная картошка со свининой есть. Успеем разогреть?

— Жучила, — смеется Коля. — Холодец небось в морге хранили?

— А где еще-то?

Смеется, глазами сверкает, зайцем скачет из гостиной в кухню и обратно. Неуемный и прыгучий постреленок.

23.58 Свет погашен, и елка сверкает красно-синими огнями. Сквозь неплотные шторы видны отблески салютов, и их шум заглушает речь президента.

В столе, возле Колиных ног, в шуршащих пакетах, прячутся подарки — рубашку он выбирал сам, запонки прислала в подарок Ваньке сестра Юлька.

Ваня наконец-то перестал скакать, плюхается на диване, и тут же Колины руки подтягивают его ближе, ладонь ныряет в спутанные волосы — что толку дарить расчески, если они загадочно пропадают на второй день? Коля не собирается лезть целоваться под куранты, потому что это глупо и слащаво и совсем недостойно сурового майора милиции, разменявшего шестой десяток, но губы сами находят шею, и Ванька смеется — от усов щекотно. Вокруг него витает шлейф сладких женских духов — не зря весь день обнимался с Танюшкой. И, пусть по всему выходит, что для Вани эти отношения не серьезны, Новый год он встречает все-таки с Колей.

***

09.00 Лучи утреннего солнышка заглядывают в щель между занавесками, падают на елку и преломляются от стеклянных шариков, скачут солнечными зайчиками по комнате, скользят по кровати. Ванька фыркает, проснувшись, и трясет головой.

Коля спит. Его расслабленное лицо обращено к Ване, руки обнимают Ванину подушку, поверх одеяла купленный Ваней плед. Даже во сне его короткие седые волосы в полном порядке, лишь кончики усов торчат в сторону.

Возможно, для Николая Петровича это несерьезно. Их отношения — как игра с волком. Приручать шаг за шагом, подходить ближе, чесать за ушком, играть мячиком — а потом волк все равно кинется и перегрызет горло. Или убежит в лес. Ванька влюбился, для Ваньки игра стоит свеч, в короткой Ванькиной жизни эти отношения — самые сложные. Шутка ли, соблазнять убежденного натурала, старше его почти на целую жизнь. Борьба с Колиными комплексами оказалась трудной и захватывающей — впору ощущать себя стратегом. Коля с Ваней тоже наверняка намучался. Но пока что он Ваньку терпит.

По три раза на дню пьет кофе с Галиной, закрывается с ней в кабинете и долго о чем-то беседует, на дачу к ее отцу они ездили несколько раз. Лишь вопрос времени, когда Круглов перестанет стесняться и предложит ей съехаться. Ваня надеется, что вопрос длительного времени — в конце концов, ведь этот Новый год с Петровичем встретила не Рогозина, а он, Ваня.

Елочка зеленеет под кокетливыми солнечными лучами. В третьем часу ночи Ваньке приспичило притаранить елку из гостиной в спальню, чтобы из кровати наблюдать за переливающейся огнями гирляндой. Вилку из розетки вынул Коля — когда Ванька засыпал, елка еще горела.

09.15 Ванька откидывает одеяло и шлепает босыми ногами к окну — открывать шторы. Морщится от яркого света — издевательски ясное небо горит насыщенно голубым.

Кран в ванной отвечает фырканьем. Кран на кухне сонно ворчит, и тонкая струйка ржавой воды с кряхтением проносится по трубам. На столике в гостиной сияют пузатые мандарины и из бара понимающе поглядывает старина Джек. Отлично, все равно ведь чайник не вскипятить и чай и кофе откладываются на вечер, если не на завтрашний день. И целый день только их — Вани, Коли и старины Джека — что может быть лучше?

09.23 Из спальни слышится треньканье телефона. Ваня подхватывает вазу с мандаринами, пачку салфеток, зажимает под мышкой бутылку и хватается пальцами за ободки стаканов. И так возвращается в кровать. Босиком и в одних трусах бродить по дому все-таки холодно.

Коля не спит, сидит, откинувшись на подушку, смотрит в окно, на синее, словно расписное, небо и кричащих чаек. Даже не хмурится, когда Ванька с размаху запрыгивает на кровать, и только морщится, когда Ванька касается его щиколоток холодными стопами.

Коля закутывает его в одеяло, сам укрывается пледом. Вертит в руках телефон и с удивлением смотрит на вискарь.

— Не рановато?

— В самый раз. Воды нет.

— Виски вместо кофе?

— И вместо чистки зубов. — Ваня смотрит на телефон, как на врага. — Галина зовет?

Коля вынимает из Ваниных рук бутылку. Вытаскивает из-под кровати поднос — Ванькина привычка тащить еду в постель сначала встречала контрмеры, но потом с ней счастливо смирились. На ярко-желтом пластике издевательски клюет зерна нахохлившийся воробей — Ваня рассыпает поверх него мандарины. Коля разливает по стаканам виски и виновато разводит руки — льда в холодильнике никогда не водилось.

— Махнем к Сереге на дачу? Банька, водочка, рыбалка — красота.

Ваня давится первым же глотком.

Это что-то новенькое. Их первое свидание — ненастоящее, это просто был день, когда Ваня не сбежал после секса — они провели, делая перестановку в Колиной гостиной. В следующий раз они укатили в Ашан. На третий — поехали на рыбалку. На чужих дачах вдвоем они еще не отдыхали.

— За Галей он уже заехал, теперь едут сюда.

Вторым глотком Ваня давится тоже.

— Поедем с ними?

И третьим. Определенно, Коля говорит именно тогда, когда Ваня набирает в рот виски. Ваньку душит кашель, щиплет в носу и слезятся глаза. Он поспешно отворачивается и хватается за мандарин.

— Куда ты в кожуре, дубина…

— Так вкуснее, товарищ майор. И полезнее!

Коля хмыкает, кладет лоб Ване на плечо — мило до невозможности и совершенно дурацки, учитывая, что сюда едут Рогозина и Майский.

— И как мы объясним, что я делаю в твоей квартире с утра? Заехал воды попить, а то так есть хотелось, что переночевать негде? Или им тоже рассказать байку о том, что ты — мой чудом обретенный отец?

Потому что если для Круглова все это несерьезно, лучше не палиться лишний раз. До сих пор они соблюдали конспирацию — ну, не считая того, что Ваньку знает весь Колин подъезд и немного людей из соседнего, а его сестра передает приветы и шлет подарки. И машину он Колину водит, нечасто — но ведь уже заметили.

— Да знают они, что ты тут делаешь, — отвечает Коля.

Вроде просто отвечает и ровно, но слишком ровно.

— В самом деле? — Коля поднимает голову, и Ванька ловит его взгляд, глаза у него светлые и ласковые.

— Серега давно знает, — подтверждает Коля. — Галя догадалась сама. Так ты не против отдохнуть вместе?

Вокруг серых глаз собираются в солнышко морщинки-лучики и как будто сильнее заостряется и без того острый подбородок. Не против ли Ваня? Ваня в самом смелых мечтах не ожидал, что такое реально. И ведь ни Галина, ни Майский ни словом и ни жестом не показали, что знают о них.

— С тобой хоть на край света.

Конечно, Ваня кривляется, прижимает к сердцу ладонь и театрально закатывает глаза — к концу подходит его третий десяток, он не может нести слащавый бред на полном серьезе, даже если чувствует себя именно так — счастливым донельзя идиотом.

Ведь, если для Коли их отношения не серьезны, он бы не стал говорить о них Сереге и Гале? А это значит…

Липкие от мандарина пальцы находят Колину щеку. Ваня глотком допивает виски и толкает Колю на кровать. Сколько осталось до звонка в дверь? Что ж, они успеют хотя бы поцеловаться.

И время замирает, времени не впервой.

@темы: Тихонов, Николай Круглов, Иван Тихонов, Круглов/Тихонов

---

Все начинается с танца

[Аника Лель]

Раз уж переезд соо отложился, а сериал продолжается, вброшу кое-что из своего Привет всем, кто еще тут!

Название: Все начинается с танца
Автор Аника Лель (плесень тараканья на фикбуке)
Категория: слэш с элементами фемслэша и гета
Пейринг и персонажи: Николай Круглов/Иван Тихонов, Сергей Майский, Галина Рогозина, Валя Антонова, Таня Белая
Размер: мини
Жанр: романтика, флафф
Саммари: Кто первым заводит разговор о танцах? Позднее Николай Петрович вспомнит, что точно не Тихонов.
От автора: вдохновлено умением Круглова танцевать

Когда вечеринка из кафе перебралась на его квартиру, Николай Петрович не заметил.

Вроде бы он только Галю позвал и Серегу, надеясь спокойно вспомнить первые годы совместной работы и наконец отметить прошедший несколькими неделями назад день рождения. Но вот уже Валя Антонова нарезает колбасу у него на кухне, а Ваня с Таней химичат что-то с видеоцентром, чтобы вывести изображение с ноутбука на телевизор. Каблуками Белая то и дело цепляется за ковер — ему место на свалке, но у Коли руки не доходят выбросить, также как и сделать ремонт, хотя Серега не раз предлагал помощь. Разве что Галя вписывается в постсоветское убранство квартиры, она такая же уютно домашняя сейчас в строгом джемпере и с распущенными волосами; не раз бывавшая здесь, она теперь распоряжается как хозяйка, и вскоре под ее руководством стол водворен сбоку от дивана, а телевизор развернут в центр комнаты, где расчищается пространство для…

Кто первым заводит разговор о танцах? Позднее Николай Петрович вспомнит, что точно не Тихонов. Ваня оборачивается, когда Серега и Танюшка спорят за фокстрот: на Ванькином лице горят еще более безумные, чем обычно, глаза, губы растягиваются в широченной улыбке, и сам он светится. Хотя в последнем виноват скорее погашенный свет в зале и включенный телевизор, но Коля запоминает это лицо, оно уже где-то на подкорке мозга, отпечаталось, размножилось по тысяче копий — попробуй, сотри.

— А Танька танцевать не умеет, — тут же сообщает Тихонов и уклоняется, когда Таня кидает в него тапок. — Да я же сам видел!

— Да как же. — Стоит Майскому очутиться в женском обществе, как он включает агрессивно-соблазнительный режим, вот и сейчас мурлычет Танечке на ухо, приобнимает за талию и вздергивает ее на ноги — хотя она сопротивляется поначалу.

— Да вы слушайте его больше! — От второго тапка Ваня не уворачивается и затем прикрывает покрасневшую щеку. А нечего было дразниться, Коля даже добавил бы для симметрии, но лень.

Он сидит на диване, рядом Галя положила голову ему на плечо — редкий миг нежности. Можно повернуться и увидеть, как она веселится, глядя на спор мелких, и как волнуется в тот же миг, не обидит ли Серега Танюшку, хотя если бы Николая Петровича спросили, у кого из двоих зубки покрепче и хитрости побольше, он бы, не задумываясь, поставил на Таню. Вошедшая в залу красавица Валя ставит на стол нарезку и усаживается с другой стороны от Гали, возможно даже, что их пальцы переплетаются, но этого проще не замечать.

Смеющийся Ванька врубает музыку, слишком быструю для вальса, к которому готовится Сережа, и слишком мелодичную для клубных дрыганий, привычных Тане, так что оба тут же приходят в замешательство, и, наверное, только присутствие свидетелей заставляет их продолжать игру — Серега кладет ладонь Тане на спину и резко прижимает к себе, а она знай себе хохочет, только голову закидывает.

О том, что Коля в детстве занимался танцами, на работе никто, кроме Гали, не знает. Не должен знать, во всяком случае, потому что рассказать об этом Сереге — повесить себе на грудь мишень для глупых шуток, а про то, чтобы сказать мелким, и речи не идет. Не потому что они чужие друг другу, а потому что неясное что-то висит между Николаем Петровичем и Таней и Ваней — вроде нет ничего необычного, а глянешь иногда, и дух перешибает. С Ваней это чаще срабатывает: Ваня вреднее Танюшки, злоязычнее, может, мстит за то, как неласково отнесся к нему Круглов при знакомстве? Ваня иногда как взглянет, а в глазах точно щиты выставлены и пушки готовятся к залпу. У Тани этого нет, Таня просто насмешница, это на Майского она глядит так, что жарко становится, — вот и сейчас видно, как у нее глаза сияют, когда он обнимает ее так плотно, что лишает обоих свободы движений. Это не фокстрот, это даже близко не похоже, и Коле становится обидно за танец.

— Может покажем им, как надо? — предлагает он, и Галя тут же подает руку. Он любит ее за эту решимость, за чертят, скрытых за фасадом правил и строгости, за то, как она отдается Колиным рукам и всецело полагается на него хотя бы в эти минуты просто пьяного танца. Они могут быть кем угодно друг другу: бывшими возлюбленными или друзьями, а может тем и другим, что еще лучше, но стоит Гале довериться Колиным рукам, как кажется, что ничего между ними не изменилось.

Хочется верить, что со стороны их танец похож на страсть, на бушующую лаву, готовую сжечь пол-мира, но на самом деле один раз они получают локтем от Сереги и сбиваются с такта, Танюшка разок наступает на ногу Гале, а Колина пятка выскальзывает из тапка, когда он ловит взгляд Тихонова. Его очень злобный взгляд.

Мальчишка влюблен в Галю? От этой мысли становится так смешно, что Коля спотыкается о чертовы тапки снова. Это объяснило бы, чего он так часто глядит на Круглова голодным волком, но скорее всего объяснение проще: Коля поймал взгляд предназначенный Сереге и Тане. Только вот Тане? Или Сереге?

Насчет Тихонова у Николая Петровича есть подозрения, ничем не обоснованные, не имеющие под собой ничего, кроме непонятно откуда взявшихся сомнений. Он будто нутром чувствует, что тут что-то нечисто, а с колокольни его лет и опыта на это чутье можно положиться.

Ваня волком глядит, прежде чем отводит глаза и утыкается в экран телевизора, на котором нет ничего интересного — вообще ничего, кроме расходящихся узором цветных пятен проигрывателя. От Гали Ванькина обида тоже не укрывается: она сначала недоуменно хмурится, но потом что-то новое появляется в ее глазах, даже как будто с вызовом смотрит на Тихонова. Коле эти переглядки надоедают раньше других, поэтому он выходит на балкон сразу же едва кончается музыка, а минутой позже к нему присоединяется Сережа.

— Видал, как я?..

— Видал, — отзывается Коля. — Ты тоже танцевать не умеешь.

— Ну, я-то сразу нормальным пацаном рос, без всех этих пидорских штук. — Серега осекается тут же, но сказанного назад не воротишь, поэтому он только делает виноватые глаза и мотает головой с повисшими по щекам патлами. — Я не это хотел сказать, Коль.

«Серега-то откуда мог узнать?» — думает Круглов. Сестра Юлька проговорилась? Да навряд ли, она тогда совсем еще малышкой была, уже и не помнит, наверное. А Галя бы не стала сплетничать, даже Вале не рассказала бы, не то что Майскому. Правда, есть еще один человек, способный засунуть свой аккуратный носик в любую скважину.

— Да Ванька сам танцевать не умеет. — Серега закуривает вторую сигарету. — Что он вообще умеет в отрыве от своего компа? Мелкий пакостливый засранец…

Коля не отвечает, Коля смотрит через стекло балконной двери в комнату, на вновь устроившихся на диване Галю и Валю, смеющихся, шепчущихся, хотя музыка в комнате играет не так громко, чтобы нельзя было расслышать друг друга. Таня пристает к Ване и дергает его за руку — зовет танцевать? — а он вяло отмахивается от нее, уткнулся в экран, как будто там есть что-то более интересное, чем открывшаяся перед ним картина… Или он просто не знает, куда смотреть? Или знает.

— А может проучим его? — предлагает вдруг Сережа. Алкоголь взял верх над разумом, и похоже последний капитулировал безвозвратно.

— Предлагаешь заставить его танцевать?

— Ага.

Серега смеется, и Коля смеется вместе с ним, потому что где-то внутри становится так весело, как будто шампанское дает в голову, хотя его-то сегодня не пили, и стоит вспомнить, что вообще-то все они и не раз видели Ваньку танцующим на новогодних корпоративах, так и вовсе весельем накрывает.

— Разрешите на танец, товарищ майор? — Серега выкидывает окурок, и свой Коля отправляет в свободный полет с балкона, когда его обхватывают за талию. Ох и пожалеет протрезвевший Майский о своих решениях.

— Я веду, товарищ майор.

— Эй, я выше, майор!

Коле даже не приходится дальше спорить, потому что они умудряются вывалиться с балкона в залу, едва не перевернувшись на пороге, именно в тот момент, когда одна песня сменяется на другую — и Коля решительно ведет Серегу в танце.

Оглушительно визжит и хлопает в ладоши Танюшка, даже давится колбасой и шумно откашливается, а потом одобрительно свистит, когда к танцу присоединяются Галя и Валя.

Минутами позже Таня вытаскивает Ваню танцевать, хотя тот один раз предпринимает попытку сбежать и выбраться в коридор, но Коля ловко преграждает ему путь. А потом Серега освобождается от хватки Круглова, выдергивает Таню из Ваниных рук, и уже Тихонова подталкивает к Коле с ухмылкой, мол, давай, покажи нам, какой ты танцор.

По всем признакам, Ваня в западне, как мышь, окруженная стаей котов, а он все равно умудряется смотреть как победитель на поверженных воинов, правда ладони у него мгновенно становятся влажными, и сам он деревенеет в Колиных руках.

— У кого-то длинный любопытный нос, Ванечка.

— Понятия не имею, о чем вы. — В глаза Ваня не смотрит.

Смотрит на губы.

— Что еще знаешь?

— А все знаю, товарищ майор.

Глаз не поднимает, потому как поднял бы — Коля мигом увидел ложь в его взгляде.

— Да ничего ты не знаешь, Ванька, — понимает он.

— А вы расскажите.

— Нарываешься.

— А вы накажите меня.

Коля ловит его взгляд, наглый, шальной какой-то, совершенно пьяный, но не от алкоголя — взгляд человека безумного, доведенного до предела, после которого тормозов не останется вовсе.

«Остынь, Ванька», — хочет сказать Круглов, разом все осознавший и шокированный этим открытием, но не успевает: ноутбук и телевизор меркнут и комната погружается в мрак, сгущенный в глубине комнаты и рассеянный возле окна. Коле не везет — от балконной двери его отделяют несколько метров и две пары друзей. Везет Ване.

Между ними несколько слоев ткани, и Коля слышит, как стучит Ванькино сердце, а кажущиеся черными, как ночь, глаза горят воспаленным огнем. Ваня прижимается к Коле еще ближе, толкается бедрами, на миг замирая от этого нового ощущения, и вновь повторяя толчок. Коля чувствует бедром, как о него трется чужой член, шею обжигает горячее дыхание, и запах дешевых хвойных духов дает в нос.

В своих штанах уже нестерпимо горячо. Коля и рад бы отстраниться, чтобы Ваня не почувствовал ничего, чтобы прекратить этот без сомнения отвратительный танец и потом оторвать мальчишке яйца, — он бы рад запереться в ванной и сунуть голову под холодный кран, чтобы остыть самому. Но не может.

Свое сердце стучит не менее гулко, а в приоткрытые губы Ваньки хочется впиться зубами, смять, наказать мальчишку за наглость, зацеловать и зализать потом, изучить со всех сторон, во всех отношениях… Он сам такой же дурной, доведенный до предела, и из последних сил держится, чтобы не сдаться происходящему.

Но сдается. Сдается, когда Ванька целует в шею, и когда Колина ладонь соскальзывает с Ванькиной талии ниже, когда губы ищут поцелуя, и глаза неотрывно глядят в глаза.

Коля сдается, но перед этим выталкивает Ваню в коридор и тащит в сторону кухни.

— Идиот, — шепчет он, когда спасительная тишина скрывает их от посторонних глаз.

— Николай Петрович, — Ванька улыбается, Ванька опирается задницей о кухонный стол, тянется за поцелуем так уверенно и нагло, не сомневаясь даже, что получит его.

Коля сдается.

Жесткие и обкусанные Ванькины губы пахнут лимоном и коньяком, он порывисто дышит, когда поцелуй разрывается, и решительно тянется за новым, перехватывает инициативу, пропихивает язык в Колин рот, обнимает за шею и тянет на себя. Наглый пьяный мальчишка.

Коля с готовностью целует его, лижет шею и на пробу несколько раз толкается бедром между раздвинутых Ваниных ног. И едва успевает поймать сладкий стон. Хочется вытряхнуть мальчишку из его рваных джинсов, а потом… Фантазия начинает буксовать, и Коля вынужден отстраниться.

Это же Ванька, черт возьми, Тихонов! Мальчишка, который годится Круглову в сыновья, зловредная язва и любимчик Галины. А еще он, может быть, гей. А Коля — нет, Коля не помнит за собой таких странностей. В последние тридцать лет, во всяком случае, а что было раньше — то быльем поросло, уже и не вспомнишь.

— Что ты творишь, мать твою? — Это не самый логичный вопрос, который может задать Круглов, когда все еще держит мальчишку за талию, пока перебирает его волосы, и стоит Ване податься бедрами вперед, как он вновь почувствует Колин член.

— А непонятно? — парирует Ванька, мелкий и наглый Ванька, с отчаянной дуростью воробья, воющего за кусок хлеба с огромными чайками. — Трахаться хочу.

«Со мной?» — едва не спрашивает Коля.

— Да ты ошалел, — вместо этого говорит он.

В черноте Ваниных глаз исчезнет не одна галактика, и Коля исчезает в ней, слетает с катушек от твердой решимости в Ванином взгляде, понимает, что если сейчас кто-то выйдет в коридор и щелкнет выключателем, Ванька не отстранится. Что бы ни случилось после, Ванька уверен в своем выборе, пьяном, неразумном выборе, от которого не откажется, даже протрезвев. А Коля — нет.

— Ванька, — зовет он, но больше ни одного слова не приходит в голову.

Подобие горькой улыбки мелькает на Ванином лице, и Коля тут же стирает пальцами эту горечь, гладит по щекам и замирает, не зная, что прибавить.

Сказать, что это неправильно? Сколько неправильного Коля повидал за время своей работы — это далеко не самое худшее. Ваньке стоит посмотреть на кого-то другого, на Серегу, на того же Белозерова — на кого-то молодого и классного, кто будет с ним на одной волне. Ване надо задать трепку и завалить работой, чтобы не осталось сил залезть кому-то в штаны. Ваньку надо обнять и не отдавать никому, прижать покрепче, пока не врастут друг в друга, беречь и лелеять это когтистое насмешливое чудовище. В конце концов, надо предложить ему поговорить на трезвую голову, когда за стеной не болтают ваши друзья, которые вот-вот выйдут на ваши поиски.

Коля не делает ничего. Он только смотрит на Ваньку, ловит его вопросительные взгляды и робкую улыбку, и жмурится, когда Тихонов перехватывает его ладонь и невесомо касается губами.

— Только один вопрос, — шепчет Ванька, но спросить не успевает. В комнате слышится грохот и визг Танюшки, а потом Галя и Валя синхронно ругаются на Майского.

Они вываливаются в коридор в тот же миг, когда там оказываются Ваня и Коля, и Таня хватает Тихонова за рукав.

— Вызови мне машину, — требует она, пока Валя утешающе гладит ее по плечу, а Галя вызывает такси.

— Что произошло? — одними губами спрашивает Коля у Рогозиной, но осуждающий взгляд в сторону залы, где сидит на диване пьяный Серега, служит ответом.

— Ванька, ты с нами или останешься? — спрашивает Валя, и Ваня медлит ровно секунду, прежде чем накидывает на себя куртку и впрыгивает в кроссовки.

Только бросает прощальный взгляд на Колю, и от этого взгляда дыхание прерывается: так не смотрят на случайных любовников, о связи с которыми пожалеешь наутро, так не смотрят мальчишки, для которых секс — единственная ценность отношений. Одно мгновение Ваня смотрит на него, прежде чем выскочить на лестничную клетку и исчезнуть в темноте, а Коля полночи будет вертеться без сна, потому что этот взгляд не просто забыть.

В зале у стола лежит опустошенная бутылка, колбаса на тарелке подъедена подчистую, и только один сиротливый кружочек лимона глядит на Колю. Серега сидит, опираясь локтями на стол, глаза ладонями закрыл, то ли виноватым себя чувствует, то ли перепил так сильно, что уже невмоготу.

— Что произошло вообще? — спрашивает Круглов.

Майский не отвечает.

— Серега, что ты Таньке сделал? Я тебе голову оторву, если ты ее еще раз обидишь.

Руки от лица Майский убирает, смотрит расфокусированными красными глазами, моргает устало, но потом расплывается в широченной улыбке, когда до него доходит смысл сказанных слов.

— Нет, брат, это тебе оторвут голову раньше, чем ты оторвешь ее мне…

— Что? — спрашивает Коля, хотя заранее знает ответ. Он и сам оторвет себе голову и яйца, когда осознание того, что произошло между ним и Ваней, уляжется. — Это еще почему?

Серега смеется, запрокидывает голову, как Танька недавно, распущенные волосы паклями висят у висков и лезут в его рот при раскидистом смехе.

— А что вы на кухне делали? Без обид, Коль, но больше я с тобой не танцую.

***

Утром предсказуемо стыдно. Майский косится, но молчит, пока они едут в офис и пока идут к проходной, а потом исчезает, только его и видели. Мимо лаборатории Коля проскальзывает, мечтая сделаться незаметным, как моль, но буквально спиной чувствует, как Ванька провожает его глазами. А потом мигом становится не до вчерашнего.

Похищена семилетняя девочка. Следом еще одна с разницей в час, и в обоих случаях камеры засекли одинаковую машину, только этих машин с треть Москвы и около сотни из них числятся в угоне.

Коля сбивается с ног, опрашивая родителей и одноклассников, Серега едва ли не по атомам разбирает места преступлений, так что вскоре в лаборатории невозможно протолкнуться, чтобы не уронить ненароком очередную улику. Ванька бешеной птицей летает по коридорам, и один раз что есть мочи влетает в Круглова, но удивленно моргает, заметив, в кого именно врезался, и улетает в сторону допросной.

— Мы будто вновь Органиста ловим. — Серега кивает головой на стеклянные стены лаборатории, за которыми склонились над микроскопами две темных головы и две светлых.

— Типун тебе на язык.

— Когда поймаем, приглашу Танюшку на свидание. — Думать исключительно о работе Майский не умеет. Коля тоже умеет не очень, потому что после вчерашнего не только на Ваню — на Галю глядеть не может без стыда. Она тоже очевидно сердита, но все выяснения откладываются до поимки преступника. В лаборатории Ваня — бог и сейчас строит даже Галю, летает от стола к столу на кресле, и работа в его руках спорится.

— Земля, земля, вызывает космос, — комментирует это Майский, а может вовсе не это, потому что он толкает Колю в плечо.

— Это ты, что ли, космос?

— Нет, Танька… А ты на кого пялишься?

К концу первого дня дело едва сдвигается с мертвой точки: они находят сгоревшей машину, на которой увезли девочек, но ни самих похищенных, ни их тел поблизости нет. На место Коля выезжает вместе с Танюшкой, к вящему недовольству Сереги, — Ваню из лаборатории Галя не выпускает ни на шаг. И все время, пока они осматривают место сожжения и перерывают помойку поблизости, Коля ловит заинтересованные взгляды Белой, но объясняться она не собирается, а потом и вовсе становится не до этого — один из следов протектора кажется Круглову знакомым.

К утру появляются новые версии.

К обеду они рассыпаются, и Круглов вместе с ними, потому что все, что он сейчас чувствует: нестерпимое желание найти подонка и придушить его голыми руками, а потом добраться до дома и проспать хотя бы пару часов. И чтобы никакие Сереги с влажными фантазиями о Танюшках не беспокоили.

Пробегающая мимо лаборатории Валя — неужели специально разыскивала Круглова? — всовывает Коле в руки тарелку и кружку, но в итоге вся эта роскошь отправляется на стол к Тихонову. Очень голодному, очень злому Тихонову, который волком накидывается на еду. Только на мгновение его ладонь накрывает Колины пальцы, но стоит моргнуть, как Ваня уже откатился к дальнему столу и пихает что-то под микроскоп.

— А мне Белая улыбнулась, — сообщает довольный донельзя Майский, возвращаясь в контору с очередным подозреваемым. — Говорит, что если я принесу ей желтые тюльпаны, она пойдет со мной в кино.

Таня вертит Серегой как хочет, и Майский — ловелас Майский, хвастающийся послужным списком из сотен имен! — ведется на ее провокации, как школьник. Галя волнуется, что Сережа обидит Танюшку? Да он даже не возразит, если она откусит ему нос… Впрочем, Майский со всеми своими подружками такой, как сметана перед котом — сулит блаженство и готов ластиться к ним до последнего, чтоб аж по усам текло.

Кино Майскому обламывается — вечером снова на выезд, в туберкулезный диспансер, где Ваня нашел следы какой-то особенной глины и бактерии в хлебе, и что-то еще — перечень экспертиз лежит на Галином столе, но Коля его не видит перед выездом, Коле достаточно того, что лучший эксперт ФЭС уверен, что детей держат именно там.

Одну девочку действительно удается найти во флигеле при диспансере.

Ночью Коля шатается по заброшенному поселку, где, кроме него, Сереги и участкового, только бешеные собаки воют из-за кустов. Пустые дома злобно смотрят на гостей чернотой заколоченных глаз и угрожающе скрипят досками крыльца.

— Ищите дом, возле которого есть опилки, — напутствует по громкой связи Ванюшка, — и осколки стекол.

— Да тут этих разбитых окон! — вопит на него Серега. — Каждый второй дом! Да тут все бомжи области ночевали.

Поселок заброшен больше пятнадцати лет — с тех пор как закрылся местный завод, за это время здесь не только бомжи, кто угодно мог перебывать.

— А удобно, наверное, трупы прятать, — вмешивается участковый, чья работа — смотреть, чтобы трупов на его участке не было.

— Типун на язык, сержант.

Только детского трупа им сейчас не хватало.

Мартовский снегопад заметает следы и уже через полчаса никто не может вспомнить, какой дом они осматривали, а какой нет, не то что найти отпечатки ног и колес похитителя. И собаки воют все ближе. Висящий на телефоне Ванька замолкает, когда слышит приближающийся вой.

— Когда не надо, все знает, — ворчит Майский, — а когда надо, ничего не скажет. Ну как мы этот чертов дом отыщем? Петрович, как думаешь, придется от собак отстреливаться?

— У нас на это сержант есть. — Коля усмехается, представляя, как закатывают глаза Ваня и Галя, которые сейчас из лаборатории следят за приключениям оперативников. На том конце трубки напряженная тишина.

Дело идет к утру, когда из подвала одного из домов слышится звонкий детский плач, и уже через пару минут Коля и Серега отдирают хлипкие доски и вытаскивают на свет детей — боже, откуда взялся второй ребенок, они же только девочку ищут?

А еще через минуту улепетывают вместе с детьми на руках, проклиная все на свете за то, что не взяли группу захвата. Эти. Чертовы! Собаки!

Костюма Коле не жаль, прокушенную икру, по большому счету, тоже. Только усталость наваливается свинцовым грузом. Мальчишка лет пяти — где искать его родителей? — плачет у него на руках всю дорогу до машины и потом, когда Серега везет их всех в Москву, переругиваясь с Ваней по телефону, и когда Коля пытается расспросить детей о похитителе и сообщить результаты Гале.

К тому времени, когда они добираются до места, дело почти раскрыто — дело за последними экспертизами и признанием. А нога едва не отнимается — кровью залита вся брючина, и шевелиться так больно, что в конце концов Коля повисает на плече у Майского, прощаясь с мечтой вернуться в контору, как триумфатор. В конце концов, лучше опираться на друга, чем ехать на каталке. Только почему Ванька и Галя смотрят с одинаково перепуганными лицами?

Когда Валя заканчивает ставить уколы и накладывать швы, все улики уже проверены и отчим одной из девочек дает показания, родители второго ребенка тоже найдены, успокоены, допрошены и подписывают протокол.

Когда Коля открывает глаза, все кончено. Он дремлет на диванчике в буфете вместо того, чтобы уехать домой. Во всяком случае, вместо того, чтобы поехать туда вместе с Майским, потому что самому за рулем пока делать нечего. Но Коля не едет, хотя перед тем как упорхнуть с Танюшкой на свидание, Серега предлагает помочь. Ухмыляется, гад патлатый, подмигивает, указывая куда-то вне буфетных стен, туда, где в лаборатории заканчивают оформлять экспертизы. Серега прямо-таки лучится уверенностью, что Колю будет кому отвести, может его даже разденут и уложат в постель, и за эту уверенность его хочет побить подвернувшейся под руку газетой и плюнуть в кофе. На всякий случай. Потому что Галя точно не повезет Круглова домой — не теперь.

Вместо этого Коля напутствует:

— Обидишь Танюшку, оторву голову, яйца и патлы.

Серега отвечает красноречивым взглядом, в котором видны и сомнения, и усмешка, и безобразная дурость влюбленного — и все это на довольном донельзя лице.

— Ты сам это, того… не дури, — предупреждает Майский, уже завидев через стекло Белую.

А Коля не дурит, его размазывает как говно по асфальту и от усталости, и от лекарств, и от похмелья, которое еще дает о себе знать, стоит только подумать о событиях той самой ночи. Засунуть бы голову под асфальтовый каток и проехаться им в обе стороны. «Не дури…» Куда уж теперь не дурить? По всему выходит, что некуда.

Приближение Гали Коля видит через стекло и со вздохом ожидает скандала, но его не следует: Галя находит иной объект для своего гнева.

— Иван, — она редко разговаривает со своим любимцем таким тоном, уж кому как не Коле это знать, — иди домой.

«Будь добр, Ванька, — мысленно добавляет Круглов, — лети домой и забудь все как пьяный бред. Я не хочу ненароком разбить тебе сердце». Мальчишку и так жизнь потрепала, куда еще романы со стариком крутить. Коля наверняка ему кровь попортит, как ранее испортил Гале.

— Доброй ночи, Галина Николаевна.

За стенами ФЭС рассвет отливает лиловым.

Коля молча глядит, как распахивается дверь и как Ванька твердо заходит внутрь, плюхается на диван. Садится плечом к плечу.

И тоже молчит.

Дает шанс сказать, ответить на незаданный еще той ночью вопрос.

— Я не хочу, чтобы ты пожалел об этом, — наконец осторожно говорит Коля.

— Почему вы решаете за меня?

— Потому что обычно так и бывает.

Ванька усмехается, и Круглов переводит на него взгляд. На красивое, еще совсем юное лицо с покрасневшими от усталости глазами, с веселой улыбкой, открытой, широкой, во все тридцать два зуба.

— Пускай, но как я узнаю, если не попробую? Надо провести эксперимент.

Кто первый переплетает пальцы? Этого Коля не помнит, зато однозначно это он запускает ладонь в Ванькины волосы, ерошит их в отеческом жесте, а затем скользит пальцами по щеке, пока не находит губы.

— Я должен пригласить тебя в кино?

Потому что тащить Ванятку сразу в постель неохота — наоборот, Коле хочется растянуть их конфетно-букетный период, поухаживать за Ваней, так чтобы окружить мальчишку романтикой и нежностью. Но откуда ему знать, что сейчас принято у молодежи?

— Ага, — легко соглашается Ванька. И улыбается совершенно обалдевший улыбкой.

В кино они беззастенчиво спят, сложив головы друг на друга.

***

Свидания и работа в ФЭС взаимоисключающи почти полностью.

За следующий месяц Коля и Ваня бывают дважды в кино, один раз в кафе и один катаются по ночной Москве. Последнее, впрочем, и не совсем свидание — они сопровождают машину свидетеля. Но присутствие Ваньки любую поездку превращает в сказку — Ванька смеется и смотрит своими космическими глазами, щелкает каналами магнитолы, и салон наполняют адский скрежет и вой — он слушает какую-то совершенно отвратительную музыку. Ванька рассказывает анекдоты один за другим, не давая Коле уснуть за рулем, и сам потом сонно моргает, привалившись головой к окну, когда на небе проклевывается рассвет. Ванька рассказывает, как давно и как сильно влюблен — как Круглов был так слеп, что не замечал изменившегося Ванькиного отношения? Другие-то заметили, судя по всему.

— Коля?

Галя находит Круглова в коридоре, когда они возвращаются в контору, и Ванька убегает в лабораторию.

— Я тебя слушаю.

Она все еще сердится, это видно по ее взгляду, и иногда Коля задается вопросом, что больше всего ее злит: ревность, влюбленность ее любимца Ванечки или гомосексуальные отношения внутри конторы? С другой стороны, сама она…

— Я устала, — вдруг признается Галя, когда Коля ожидает от нее суровой отповеди. — Я так устала…

Он бы предложил взять отгулы, но Галя не умеет сидеть без дела. Он бы предложил махнуть на дачу на шашлыки, но за окнами ранняя весна и шашлыки придется жарить по колено в талом снегу. Вместо этого он предлагает:

— А давай соберемся у меня снова? Только ты и я, и…

— Валя, Ваня, Сережа и Таня? — понимает Галина. С минуту она смотрит осуждающе, лишний раз напоминая, что и кому она оторвет и куда засунет, если хоть раз заметит мелких растроенными.

Галя бережет Ванятку, как ворона птенца, потому что?.. Ваньке под тридцать и его легкомысленность уживается с его твердолобостью. Ванька веселый и шумный, иногда в него приходится едва ли не силой заталкивать еду и напоминать о сне, он увлечен своими компьютерами и часами готов слушать воспоминания о криминальных историях недавнего прошлого. Он плохо играет в шахматы и выигрывает в крестики-нолики. Он зубастый и колючий и порой глупо шутит, он мягко и ласково касается Колиных рук, и одуряюще целуется. Ваня такое непостижимое солнце.

— Просто домашний вечер, Галь. Посидим все вместе, как старые друзья.

Галя с минуту молчит, смотрит тяжело и строго — ни дать ни взять полковник милиции, и наконец кивает.

Еще через несколько минут Коля отыскивает Майского. Найти Серегу в конторе, если в допросных не сидят подозреваемые, проще пареной репы — он ошивается у лаборатории. Ну, иногда еще у тира. И в буфете, если там есть Танюшка. Найдешь Белую — найдешь Серегу, действует в обе стороны.

Тот факт, что у Коли с Тихоновым что-то есть, Майский перенес стоически: первую неделю он с Кругловым просто не разговаривал и вообще попросил поставить его в пару с другим оперативником. На второй неделе начал здороваться и к концу ее уже ныл о Танином коварстве. Только Ванькиного имени они не упоминали между собой.

— Где я в центре Москвы подснежники достану? — кипятится Майский, расхаживая перед стенами лаборатории, за которыми откровенно ухахатываются мелкие. Прям-таки цирк на выгуле — влюбленный майор одна штука. Нет, таки штуки две, потому что у самого Коли в руках диск какой-то чудовищной группы, который он битый час искал в музыкальном салоне. — Подснежники! Что я вам, братцы-месяцы?!

Желтые тюльпаны уже были, красные ирисы были и даже черные розы — на Колин взгляд, было бы проще, если бы Таня просила ящики клубничных йогуртов и бутылки коллекционных вин, но ее двинуло на цветах.

— А давай ко мне вечером, — предлагает Коля, когда удается перебить Майского. — Можешь даже без подснежников прийти, мне не критично.

— И ты туда же!.. А коньяк будет?

— И коньяк, и мясные рулетики, если купишь. И Галя будет.

— И, — Серега медлит секунду, прежде чем продолжить, — Ваня?

— И Ваня. И Танюшку позовем.

Дальше Серегу можно не уговаривать, он буквально несется на выход — хорошо бы за закусками, а не подснежниками.

***

Так получается, что в Колиной квартире снова оказываются все шестеро.

Ванька заметно нервничает под перекрестным огнем Сережиных и Галиных взглядов. Танюшка заливается смехом, когда то подставляет Сереге щеку для поцелуя, то прикрывается ладонью. Галя устало растекается на диване, и только Валя, кажется, чувствует себя точно так же, как обычно: помогает накрыть на стол, делает Гале массаж плеч, пока перешучивается с мелкими, отчитывает Майского за сальные анекдоты и протирает пыль на полке с фотографиями.

— А может музыку включим? — предлагает Ваня, когда выпит уже не один бокал, а внутри теплеет кровь и на душе что-то искрится.

— Танцевальную врубай. — Серегины глаза загораются вновь, и подснежники, которые он все же припер, вновь оказываются перед лицом Белой.

— Можно мы потанцуем сидя? — фыркает Галя, и Валя согласно кивает в ответ.

Они все еще слишком трезвы, чтобы с легкой душой творить глупости, и потому Коля чувствует себя неловким недотепой школьником, когда приглашает Ванюшку на танец.

— Вашу ж мать, — слышит он зычный шепот Сереги. — Почему я должен на это смотреть?

Но отреагировать на его слова нет ни малейшей возможности — Ванька, красивый воробушек Ванька, встает с пола, где настраивал телевизор, и лицо его сияет, когда пальцы переплетаются с Колиными.

Серега и Таня присоединяются к танцу через минуту.

Еще через полчаса лимон и закуски кончаются, и компания, минус Галя и Валентина, перетекают на кухню, чтобы накрошить салат из найденных в холодильнике сосисок, яиц и кукурузы.

К счастью, на кухню Майский идет без подснежников. К несчастью, он едва дает Тане проходу, так что приготовление салата едва не превращается в игру «разбери майора по косточкам и сделай вид, что так и было».

— В гостиную лучше не ходить. — Вернувшийся с разведки Ванька шустро заворачивает Серегу, уже шагнувшего к кухонным дверям. — Они уснули. Разбудишь же, охламон.

— Это кто тут охламон, салага?

Впрочем, Серега послушно опускается на табурет и разливает коньяк в новые бокалы. Янтарная жидкость бьется о пузатые стенки, разлетаясь солнечными каплями на дно бокала. Ванька смотрит такими же яркими сияющими глазами, весь такой солнечный из себя, счастливый донельзя и не пытающийся это счастье притушить. Коля поневоле тоже улыбается ему, отвечает такими же довольными взглядами, незаметно касается его руки под столом, но на крохотной кухне, где вокруг стола ютятся четыре человека, любой незаметный жест виден всем. Белая вон едва не лопается от смеха, или это потому, что Сережа в этот момент чешет ее за ухом.

— Ну… за нас, что ли? — предлагает Майский.

— Вы такие смешные, но спасибо, что вы есть, — Танюшка смеется в голос, уже не таясь, но она не менее смешная, чем они все. — Сереж, ты как кот, честное слово! Николай Петрович, ну вы!.. Ваня…

Она не находит слов, но смотрит прямо, и в глазах не только смешинки, в глазах понимание и обещание никому не говорить. А потом она смотрит на Майского и взгляд опять делается озорным — в этом вся Таня. Серега еще не знает, что с ним играют в кошки-мышки с непривычным сценарием, потому что за кошку тут явно не он.

— Да вы вообще, — комментирует Майский то, что Коля обнимает Ваньку за плечи.

Ванька ощутимо уставший и пьяный, осоловело моргает и улыбается невпопад, укладывает голову на Колино плечо и, кажется, больше спит, чем пьет вместе со всеми.

— За нас, — одобряет тост Коля.

За таких разных дебилов и за двух уставших женщин, которые спят за стеной на узком односпальном диване.

— Два дебила это сила. — Серега будто читает его мысли, что вообще происходит нередко. — А команда дебилов это несокрушимая мощь и отвага.

— И слабоумие, — Таня позволяет себя обнимать, и сама виснет на плече у Майского.

— Что?

— Что?

— И криминалистические экспертизы, я хотел сказать.

Танька вновь заливается смехом, как колокольчик.

А Ванька спит. Сонно опрокидывает в рот бокал, закусывает вовремя подсунутым лимоном и сонно морщит нос, а глаза почти не открываются.

— Готов ребенок, — Серега переходит на шепот.

Еще пять минут и тост спустя Таня и Майский уезжают. Судя по тому, что они вызывают одну машину, возможно — но Коля не стал бы на это ставить — ночевать они собрались вместе. Но зная Танюшку… Нет, он точно не поставит на их пару и рубля. И, возможно, что просчитается.

Интересно, а как там Галя с Валей? Надо хотя бы плед им принести, что Коля в скором времени делает, а потом уже возвращается к своему сокровищу.

— Ванька.

— Ммм…

— Пойдем в комнату, Вань.

— Ммм…

— Тихонов, марш в кровать!

— Да не ругайтесь вы так, Николай Петрович…

С табуретки Ванька все же встает, но только затем чтобы пошатнуться и свалиться носом Коле в плечо. Вот же недоразумение…

В спальню Ваньку приходится едва ли не нести на руках.

Усаживает на кровать и… На несколько мгновений мозг отключается, как компьютер, которому нужна перезагрузка. Он должен Ваню раздеть? Между ними что-то будет? Не ночью, а утром, но?.. За последний месяц они много разговаривали, целовались, держались за руки и обнимались, но! танец месячной давности — это самый откровенный контакт, который у них был. Коля точно хочет зайти дальше?

Ванька раскинулся на кровати морской звездой: руки по сторонам, немного раздвинутые ноги сгибаются в коленях и опускаются на пол, волосы разметались вокруг головы, а лицо обманчиво беззащитное, как у котенка, но проснется — откусит тебе пол-лица. Красивое зубастое солнце. У Коли нет ни малейшего шанса от него отказаться.

Стащить футболку получается без труда. Ванька щуплый и легкий, Коля придерживает его тело рукой, пока тянет наверх хлопчатобумажное чудовище с вырвиглазным рисунком, и затем, отбросив ее на кресло, опускает Ваню на высвобожденную из-под одеяла постель. Чтобы снять джинсы приходится повозиться с дурацким ремнем — прямо пояс девственности какой-то, честное слово! Но наконец и эта крепость сдается.

Без одежды раскинувшийся на широкой кровати Ванька кажется еще более худым — завтра же впихнет в него остатки салата и приготовит яичницу! — ребра пересчитать можно. А пока… А пока Коля раздевается и устраивается рядом с ним, закидывает руку на талию, и Ванька тут же устраивается удобнее у него на плече. Коля скользит ладонью по гладкой коже и невесомо целует в макушку.

— Ммм…

@темы: Тихонов, Николай Круглов, Иван Тихонов, Круглов/Тихонов

---

Family things

[ArztinAsche]

Если не выложить фик по любимой паре в День влюблённых, то когда же ещё? ) Любите своих героев, и пусть они любят вас, любите своих читателей и авторов, и пусть это тоже будет взаимно. Всем лучей обжигающей любви! <3

Пэйринг и персонажи: Степан Данилов/Павел Гранин
Рейтинг: R
Жанры: Романтика, Психология, ER (Established Relationship), Пропущенная сцена
Размер: Мини
Описание:
Своё детство капитан Данилов провёл в детдоме, поэтому представление о семье имел лишь теоретическое. До этого времени.

Посвящение:
Если здесь есть кто-то из читателей-ветеранов, то вы, наверное, помните, как всё начиналось, и что когда-то мною был задуман небольшой триптих по этой паре. Обещанного, как известно, три года ждут, я справилась чуть раньше – всего-то за два! :- \
У всех ждавших и дождавшихся смиренно прошу прощения!
Примечания : Все события и персонажи вымышлены не мной, любые совпадения с реальностью случайны. Прав на героев не имею, ни на какую выгоду, помимо морального удовлетворения, не рассчитываю.

Написано по мотивам серии «Лица со шрамами». Вскользь упоминается эпизод из серии "Огонь по коррупции".

Существует совершенно очаровательный коллаж, который мне в своё время подарили на НГ, и с которого всё началось:
www.deviantart.com/miraradak/art/Your-Soldier-6...
Ещё раз выражаю свою неописуемую благодарность его автору!!

le texte

– Мы-то с вами прекрасно понимаем, какие там выродки, в этих интернатах, – госпожа Нестужева-Полынская с пренебрежительной ухмылкой откинулась на спинку стула в допросной, ожидая, что капитан «с породистым лицом и дворянской фамилией» уж точно поймёт её, как никто другой.
– Вы глубоко заблуждаетесь, – Данилов поглубже вдохнул, с трудом сдерживаясь. – Я, например, сам вырос в детдоме.
Глаза Раисы на секунду удивлённо округлились, но она быстро взяла себя в руки, спасибо аристократическим корням и благородному воспитанию:
– Ну и стоит ли тогда удивляться, что наша полиция так паршиво работает? Наберут всяких бродяг с гнилой наследственностью, – подозреваемая, больше всего в этом мире ценящая происхождение и родословную, будучи загнанной в угол, не отказывала себе в удовольствии уколоть побольней.
Это было уже слишком. Данилов резко подался вперёд, ударив по столешнице ладонью. Выпад его, однако, эффекта произвёл крайне мало. И сейчас Раиса спокойно смотрела в глаза капитану, лишь сменив ухмылку на брезгливую, как и подобает истинной аристократке при общении с простолюдином, который имел наглость при ней демонстрировать свою значимость.
– Стёпа, можно тебя на минутку? Стёпа!

Данилов не сразу понял, кто и чего от него хочет. Ему понадобилась секунда- другая, чтобы успокоиться, почувствовать чужие руки на своих плечах, и осознать, что Гранин буквально насильно выталкивает его в предбанник допросной.
– Нет, ну какая тварь!
– Стёпа…
– Паш, пусти!
– Стёпа, не надо. Да плюнь ты.
– Именно это и собираюсь сделать. От нас, безродных бродяг, всё равно не ждут соблюдения этикета. Уйди!
Гранин уже понял, что словесных доводов сейчас никто не услышит, поэтому прибегнул к грубой физической силе – резко притянул Данилова ближе, крепко прижимая к себе, и на всякий случай перехватил его правое запястье, фиксируя руку:
– Успокойся, Стёп. Я с тобой, – прошептал он, целуя своего вспыльчивого капитана в висок.
И сразу захотелось расслабиться в его руках, прислушаться к уверенным увещеваниям, прижаться лбом к родному плечу и пропадай оно всё, и одновременно – приложить его затылком о стену и пойти продолжать начатый допрос, только уже с пристрастием.
– Вот иди сам и допрашивай, гуманист, – раздражённо бросил Данилов, выходя в коридор, не забыв при этом хлопнуть дверью.
День так и не задался, Данилов срывался на всех, на ком только мог: Амелиной досталось за медленно работающие реактивы, Майскому – за несмешной анекдот, местному участковому – за нерасторопную работу.
Отпустило только к вечеру, когда он уставший и порядком подспустивший пар вернулся в родную контору. Перспектива скорого окончания рабочего дня и возвращения домой несколько успокаивала. Но и тут не сложилось – Гранин нигде не находился.
Обнаружился он только спустя двадцать минут поисков, в допросной.
Данилов устроился в кресле за зеркалом Гезелла, решив подождать окончания допроса наследника дворянского гнезда – Арсения Нестужева-Полынского, сына Раисы.
– Привет, – Оксана вошла, помахав папкой, и кокетливо присела на столешницу напротив него. – Своим любуешься?
– Я с Раисой работаю, Арсений не мой клиент, – Данилов устало потёр лоб.
– А я не про задержанного, – Амелина широко улыбнулась и протянула капитану папку, предупреждая его возмущения. – Всё-всё, молчу. Вот, результаты экспертизы тебе принесла. Не психуй, пожалуйста.
Степан швырнул папку на стол, как только за Оксаной закрылась дверь, и тяжело вздохнул. Вот и попробуй тут не психовать.

Домой ехали молча. Гранин попытался что-то рассказать, но поняв, что разговор не завязывается, сделал радио чуть громче, расслаблено подпевая какому-то новомодному хиту. На очередном светофоре, заметив на себе внимательный взгляд, он повернулся:
– Ты чего?
– Никогда не замечал, что у тебя действительно аристократический профиль, – хмыкнул Данилов. – Ты уверен, что у тебя дворян в роду не было?
Гранин рассмеялся, хлопнув ладонью по рулю:
– А тебя всё не отпускает? Я не знаю, мне никто ничего такого не говорил. Хочешь, у мамы родословную попрошу? Грамоты там ещё всякие заодно, медали, паспорт с прививками. Я не чипирован, если что.
Данилов хотел что-то возразить, но Павел, пользуясь очередной остановкой в пробке, наклонился к нему и быстро поцеловал, перебив всё желание спорить дальше.
– Стёпа, прекращай это. Я понимаю, что её слова тебя задели, но в наше время такие, как она – исключение. Никого не интересует твоё генеалогическое древо, поверь. Меня – так уж точно!
Степан пожал плечами и отвернулся к окну, наблюдая за вялым транспортным потоком на вечерних московских улицах.
В таком напряжённом молчании они добрались до дома, молча же поднялись на свой этаж. Это начинало раздражать, поэтому Гранин решил обратиться к быстрому и однозначно действенному способу отвлечь своего капитана от тяжёлых мыслей – начал нетерпеливо целовать его прямо на пороге, едва они успели закрыть дверь.
– Паш, да подожди ты, П… – Данилов пытался одновременно справиться со своей курткой и несдержанным напарником.
– А что такое? Не барское это дело? – Гранин задорно подмигнул и забрался ладонями ему под форменный свитер, тут же легко прикусив кожу на шее, и провёл языком по месту укуса.
Цель была достигнута. Данилов грубо прижал его к двери и выразил своё возмущение недовольным рычанием, буквально срывая с него куртку. Из её кармана что-то выпало, глухо звякнув. Наручники. Степан раздражённо пнул их носком ботинка, отправляя в угол прихожей.
– Зря-я, – протянул Павел, провожая их взглядом. – Могли бы пригодиться.
– Обойдёмся.
Они всё же добрались до спальни, пересчитав по пути все углы и дверные косяки, хоть перспектива остаться в гостиной в какой-то момент и показалась им обоим довольно заманчивой.
Каким-то образом, умудрившись рухнуть на кровать, а не мимо неё, Гранин замер, ласково перебирая кончиками пальцев волосы на затылке Данилова. В этом был весь Паша. Только что он был настойчив, несдержан, откровенно провоцировал, но вот уже страсть, кипящая ещё секунду назад, моментально улетучивались, и он самолично и покорно передавал бразды правления в его, Стёпины, руки. Контраст был поразительным и всегда действовал одуряюще.
Данилов порывисто склонился к нему, торопливо справляясь с пряжкой ремня, целуя его плечи, грудь, но остановился, встретив доверчиво-открытый взгляд Пашиных тёмных – сейчас почти чёрных – затуманенных желанием глаз. Почему-то вспомнились слова того торговца гранатами, проходившего по прошлому делу, про «породистого мента» и рай. Да, в этом Гранину не откажешь, его бы в семье Нестужевых-Полынских приняли с дорогой душой за один только разлёт бровей. А вот если гордым профилем не вышел или не относишься к роду, которому Иван Грозный пожаловал имение под Астраханью за участие в походе, то сочти за милость, что с тобой вообще соизволили разговаривать.
– Стёпа? – его внезапно нахмурившегося лба мягко коснулись Пашины пальцы, плавно спускаясь от виска к подбородку. – Ты снова о Раисе думаешь?
Ещё как думал. Он думал об этой проклятой снобке и всех ей подобных всё время, пока длится это чёртово дело. Но вспоминать о ней в постели с человеком, который…с которым…которого… – это уже, правда, перебор.
– Забудь, – Паша резко приподнялся на локте, прижимаясь к его лбу, и пришлось инстинктивно подхватить его под поясницу, удерживая, притягивая ближе. – Я с тобой.
И Степан забыл. И забылся сам в последующем жарком, властном поцелуе. Он опустил Пашу на подушки, наклонился ниже и надолго потерял способность думать о чём-то ещё, кроме этих широко распахнутых глаз, горячих рук, искусанных почти в кровь опухших губ, доверчивой покладистости и этого сводящего с ума охрипшего голоса.
– Паш-ш…– он шипел это сквозь стиснутые зубы, прижимаясь покрытым испариной лбом к его виску, и губы обжигало огнём, когда он, замирая на мгновение, касался Пашиной шеи.
– С тобой, – рука Гранина взъерошила взмокшие волосы на его затылке – фиксировала, не давала отстраниться, заставляя быть ещё ближе, хотя казалось, что ближе уже невозможно.
Вот так всегда. В каждую из таких ночей Степан видел в его глазах, чувствовал в его поцелуях, слышал в рваном дыхании то, для чего потом не мог подобрать слов. То, что будет ещё не один день гнездиться, устраиваться поудобней где-то в грудной клетке за рёбрами, и, как следствие, распирать душу чем-то не до конца понятым и неосмысленным. Потом, наконец с комфортом там устроится и затихнет, а затем всё повторится. Данилов никогда не пытался поговорить об этом, он был уверен, что слова для этого не нужны. Нужно просто склониться ближе, выбросить вон последнюю подушку, чудом оставшуюся тут, и стараться смотреть в его глаза так долго, пока это представляется возможным, надеясь, что сердце не совсем остановилось, а просто пропустило один удар, когда Паша сбивчиво шепчет его имя, уткнувшись ему в плечо. И это невысказанное, до конца непонятое, появляется и обретается среди этих поцелуев, переплетения пальцев, обрывков фраз, невыносимого жара во время и шёлково-холодящей нежности после. И то, что к утру будет шевелиться пушистым комком где-то на уровне сердца, сейчас заполняет собой всё пространство спальни. В эти моменты оно осязаемо, о нём можно и не говорить вслух.

– Стёп, слушай, – за неимением подушки, последняя из которых нашла своё пристанище где-то в районе шкафа, Паша удобно устроился на его плече. – Давай возьмём отгулы и махнём куда-нибудь?
– Куда?
Разговаривать не хотелось, думать – тем более. Степану вообще казалось, что он успел задремать.
– На Байкал.
– Для Байкала отпуск нужен, а не отгулы, – Данилов усмехнулся, не открывая глаз, и погладил его по плечу.
– Или на Алтай, на Чулышман!
– «Пили водку, запивали Чулышманом», – вспомнил старый анекдот Степан. – Не тянет меня пока ничего Чулышманом запивать.
– По Чуйскому тракту с ветерком! – не унимался воодушевлённый Гранин. И откуда у него только силы?
– Оставь Алтай в покое.
– В Крым?
– Зимой?
– Верно-о, – разочаровано протянул Павел, вздыхая. – Ну не в Добинск же нам ехать.
– Я вообще собирался машину на сервис загнать на выходные, так что особо не планируй.
– Ничего, я что-нибудь придумаю. Может…
– Может, поспим? – Данилов наконец открыл глаза и повернул к нему голову.
Паша, не замечая его взгляда, мечтательно смотрел в потолок, перебирая в голове подходящие варианты потенциального путешествия. Уставший, взъерошенный, с раскрасневшимися щеками и чуть неровным дыханием. Ещё немного, и спать могло перехотеться окончательно.
– Ладно, ты прав. Утром обсудим, – Гранин повернулся на бок, крепко обнял поперёк груди, прижимаясь теснее, и закрыл глаза.
– Утром, – Степан облегчённо вздохнул и поцеловал его в макушку, натянув повыше одеяло.

/ / /

Рабочее утро капитана Котова началось не с кофе. Вернее, с кофе, конечно, но наслаждаться им пришлось под пристальным взглядом Гранина:
– Костя, одолжи машину дня на четыре.
– Нет, Гранин, машину я тебе не дам. В прошлый раз ты её вернул всю в шерсти и с поцарапанной обивкой.
– Я же уже извинился. Послушай, у Стёпы есть кот, и на время отпуска он отвёз его к сестре на дачу. Он немолодой уже, и чем быстрее мы бы его забрали, тем лучше. Не бросать же его там, в этой глуши.
– Кого? Степана?
– Да кота же! – Гранин уже начинал понимать, что здесь счастья можно не пытать. – О, тогда, может, я одолжу машину Лис….
– Нет, товарищ майор машину тебе тем более не даст.
– Злые вы.
– Зато справедливые, – нравоучительно изрёк Котов в спину сорвавшемуся с места капитану.

Майор Лисицын спокойно и сосредоточено занимался своими прямыми обязанностями – собирал улики в гинекологическом кабинете частной клиники подозреваемого, когда его отвлёк стук в дверь.
– Вы по записи? – он деланно хмуро посмотрел на улыбающегося Гранина.
– А я с острой болью.
– Ну, если только с болью, – Костя отодвинул экспертный чемоданчик, позволяя пройти. – Постановление от Рогозиной привёз?
– Вот, держи, – он чуть замялся. – Кость, слушай, одолжи машину ненадолго.
– Пашка, я бы с удовольствием, но на выходные самим нужна. Извини.
– Да ладно, без претензий. У тебя тут всё? Я поехал?
– Подожди, – Лисицын отложил папку и задумчиво нахмурился. – Хочешь, я Шустову позвоню?
– Сам спрошу, спасибо.

С Шустовым они встретились на обеде.
– Игорь, машину не одолжишь на пару дней?
– А двух машин на двоих вам уже мало? – Шустов удивлённо приподнял бровь.
– Стёпина в ремонте, – развёл руками Гранин.
– Твоя тоже? В автосервисе были скидки в честь Дня семьи? – не смог удержаться от шпильки Игорь.
Павел недовольно наморщил нос:
– У меня Фокус Седан, а нам нужен джип.
– А вы на мелочи не размениваетесь, – присвистнул Шустов. – Свою не дам, мне тёщу в аэропорт везти, но, кажется, я знаю, чем тебе помочь. Пойдём-ка.

/ / /

В последнее время капитан Данилов очень редко засыпал в одиночестве, но порой такое случалось. Эта ночь была как раз из таких. Напряжённая неделя была позади, дело закрыто, отчёты написаны, а долгожданные заслуженные отгулы манили своей близостью. Он сам вернулся домой ближе к полуночи, и дожидаться Гранина не было уже ни физических, ни моральных сил. Поэтому он заснул сразу же, как только добрался до подушки. Однако проспал недолго, так как кто-то ледяными руками обнял его со спины и уткнулся холодным носом ему в затылок.
– Который час? – сквозь сон спросил Степан.
– Почти три. Спи.
– Замёрз?
– Не сильно, – Паша прижался губами к его шее.
– Ещё и пил, – проворчал Данилов, стараясь согреть его руки в своих.
– Грелся.
Но ответ, по вине заснувшего собеседника, уже не был услышан.

Проснулся Данилов очень рано – только рассвело – от того, что ему стало невыносимо жарко. Сперва показалось, что в квартире с аномальной силой заработало отопление, но потом стало ясно, что служба ЖКХ тут ни при чём. Жарко ему стало от того, что его крепко обнимал непривычно горячий Паша. Степан провёл ладонью по его предплечью и резко сел на кровати.
– Паша, проснись.
Ответом ему стало лишь усилившееся сопение.
– Паш, подъём – он потряс его за плечо. – Капитан Гранин, это приказ!
Кодовая фраза сработала. Павел медленно приоткрыл один глаз и недовольно пробурчал:
– Чего кричишь-то с утра пораньше? У нас выходные, дай поспать.
– Ты как чувствуешь себя? – Данилов потрогал его лоб, коснулся щеки. – Сильно замёрз вчера?
Павел тяжело, но всё же просыпался, пока ещё слабо понимая, чего от него хотят:
– Вчера на задержании даже побегать пришлось, так что, я бы не сказал, что замёрз.
– Ты скажешь, можно подумать, – раздражённо фыркнул Степан. – Так что? Доложи обстановку.
Гранин прислушался к своим ощущениям:
– Голова раскалывается. И тошнит ещё.
– А ну-ка садись. Тошнит его, – Данилов выбрался из постели и направился в ванную, по пути натягивая футболку. – Подожди, сейчас я.
Он вернулся с градусником, торжественно вручая его непутёвому напарнику:
– Действуй.
Сам же принялся складывать подушки у спинки кровати, помогая Гранину устроиться поудобней. Едва он сел рядом, Паша тут же привалился к его плечу и, кажется, сразу же снова уснул. Но разбудить его всё же пришлось:
– Тридцать восемь и четыре!
– Ого, – равнодушно откликнулся Павел, шмыгнув носом, и вновь закрыл глаза. – Таки простыл, наверное.
– Да ладно, Шерлок! – плохо скрыл своё возмущение Данилов.
Но сразу же умерил пыл, почувствовав, как Паша вздрагивает от озноба:
– Может, Антоновой позвонить?
– А если я завтра бритвой порежусь, ты меня Селиванову сдашь? – недовольно поморщился Гранин.
– Ладно, ты прав. Пойду чайник поставлю.
Вернувшись, Данилов нашёл своего пациента закутанного в одеяло по самый нос, но, кажется, ещё бодрствующего.
– Как тебя угораздило-то?
Гранин неопределённо пожал плечами и завалился на бок, укладывая голову ему на колени. Степан поставил чашку с фармацитроном на тумбочку и погладил его по волосам:
– Ты горячий такой.
– М-м, это комплимент? – Паша соблазнительно потянулся, но на этом силы его покинули, и он уткнулся носом в живот Данилова.
– Нет, сейчас это скорее направление к Антоновой, – тяжело вздохнул Степан, машинально зачёсывая набок его не по дням отрастающую чёлку.
– Я умираю, потому что неправильно жил? – Гранин изобразил страдальческую гримасу и потёрся щекой о тыльную сторону его руки.
– Нет, ты температуришь, потому что головой не пользуешься.
– А я подумал, что если это конец, то надо успеть сказать: я люблю тебя, Данилов.
– Отлично, теперь ты ещё и бредишь. Я звоню Вале.
Паша довольно улыбнулся и закрыл глаза.
– Лекарство выпей и спи. Температуру собьём, дальше видно будет.
– Позже, – Гранин, собрав в кулак последние силы, утянул его к себе в постель, подполз ближе и устроился головой на плече.
Данилов крепче обнял его, просовывая ладонь ему под футболку, чтобы чувствовать температуру. Кажется, через несколько минут он тоже задремал, но идиллию лазарета нарушил настойчивый звонок в дверь.
– Кого ещё в такую рань принесло? Просыпайся давай, – Степан довольно грубо потряс Гранина за плечо, снова заставил сесть и всучил ему кружку с жаропонижающим: – Пойду открою, а ты – пей немедленно.
Ответом ему стал неуверенный кивок.
Данилов рывком открыл дверь, намереваясь высказать незваному гостю всё, что думает о столь ранних визитёрах, но осёкся, едва увидев нарушителя их спокойствия.
На пороге стояла Рита Власова:
– Привет, Данилов.
– Привет. Зайдёшь? – Степан от неожиданности растерял всё желание скандалить.
– Не, – Рита отрицательно покачала головой. – Я по пути на работу заскочила на секунду. На, держи вот.
Она помотала перед лицом удивлённого хозяина квартиры связкой ключей с пушистым брелоком.
– Это что? – Данилов машинально взял ключи, всё ещё ничего не соображая. – Родная контора начала премировать личными автомобилями?
– Тебя что, есть за что премировать? – рассмеялась Рита. – Ещё и автотранспортом. Нет, мне Селиванов сказал, что Гранин у Майского машину просил на выходные. Моя свободная, но Пашке я не дозвонилась, поэтому и приехала. Так что вот, берите. Только аккуратней с ней там. Если что, ремонт и мойка – за ваш счёт.
– Да, конечно, – Данилов оторопело кивнул. – Стой. Какая ещё машина? Зачем?
– Вам виднее, откуда мне-то знать? – удивилась Власова. – Он просил на четыре дня, так что катайтесь.
– А зачем же ты мне ключи отдаёшь, если он просил? – Степан уже немного пришёл в себя и начал лихорадочно отрабатывать легенду.
– Потому что трубку он не берёт, а добираться с его конца города на работу я не буду. Логично оставить её тебе, правда?
– Почему логично?
Власова подняла брови и строго посмотрела на него, спорить и оправдываться сразу расхотелось.
– Ладно, спасибо. А ты как же?
Рита сменила строгий взгляд на сочувствующий:
– Стёпа, от тебя до работы две станции. А там я как раз на смену заступаю, на служебной поезжу. Ты не проснулся ещё, что ли?
– Не проснулся, точно. – Данилов смущённо потёр лоб, совершенно запутавшись, как вести себя дальше в данной ситуации.
Выручил хозяина – не зря кормил, значит – не в меру любопытный питомец, вовремя решивший поинтересоваться, кто это беспокоит его владельца в столь ранний час.
– Феликс, иди отсюда, – Степан ногой отодвинул кота от двери. – Рано тебя ещё кормить.
– Феликс? – улыбнулась Рита и присела почесать хвостатого за ухом. – В честь Дзержинского? Хороший такой. Хочешь, заберу его на эти дни, если оставить некому?
– Ну а как ещё могут звать кота у чекиста? – Данилов тоже заулыбался, напряжение сошло на нет. – Да нет, куда ещё больше тебя обременять? Но твоё предложение я запомню. А за машину спасибо большое, Рит, выручила, правда.
– Да не за что, Данилов, делов-то. – Власова поднялась и отряхнула форменные брюки от кошачьей шерсти. – Хороших выходных.
Он молча помахал рукой вслед заходящей в лифт Рите, и ещё какое-то время стоял на пороге, сжимая в руке пушистого брелочного зверя, пытаясь осмыслить происходящее. Зачем им машина? Почему именно Рита отдала свою? Почему она приехала сразу к нему, не дозвонившись до Гранина? Она знает? Если да, то что именно?
В такой же прострации он вернулся в спальню. Чашка с лекарством была пуста, а сам безалаберный пациент мирно спал, соорудив себе из одеяла подобие кокона.
Данилов медленно и очень осторожно, как необезвреженный боеприпас, положил ключи на тумбочку у кровати, и лёг за Пашиной спиной, не отрывая взгляд от брелока.
Они так и не выбрали, куда поехать на длинных выходных, но Паша серьёзно озаботился поисками машины. Спросил у Майского, тот, в свою очередь – у Селиванова, а в итоге, узнав об этом, приехала Рита. Как это вообще понимать?
Осознание накатывало постепенно, само по себе.
Они редко говорили о семье – Данилов, по понятным причинам, не любил касаться этой темы – но Паша всегда сравнивал с ней ФЭС. Степану сравнить было не с чем, но он понимал, о чём говорит Гранин и на автомате соглашался. Он привык жить один, в самом начале самостоятельной жизни после детдома в этом даже была своя прелесть. Позже он честно пытался разбавить тишину пустой квартиры женской заботой, правда, хватало ненадолго. А потом появился Гранин. И проще не стало, стало сложнее. Как можно смириться и принять то, что твой напарник и коллега для тебя намного больше, чем сослуживец? Но со временем пришлось и смириться, и принять. Напарник и коллега оказался очень целеустремлённым и убедительным в своих доводах. Степан до сих пор ещё не до конца проанализировал, как так вышло, но в последнее время всё реже и реже возвращался к подобному анализу, поскольку, хоть и иррационально, но чувствовал, что это недолгое время, которое они с Пашей провели вместе, впервые принесло не просто логическое понимание, а внутреннее ощущение некой семейственности. Пускай даже эта самая семейственность иногда приходила за полночь, в бронежилете, перепачканная по уши, в порванной форме и засыпала едва ли не сразу, переступив порог. Но всё с лихвой компенсировалось, когда Паша в домашней футболке, лёжа рядом, читал очередную книгу, ворчал утром на Феликса, насыпая ему корм, звонил из магазина, в очередной раз забыв список, машинально хватал его ключи, выходя из дома, и совершенно не видел ничего странного в том, чтобы говорить «домой», имея в виду квартиру Степана. И ощущение это не проходило, лишь усиливалось с каждым днём. Данилов успел к нему привыкнуть и даже начинал скучать в долгих командировках.
Он осторожно, чтобы не разбудить, обнял Пашу, рвано выдыхая ему в плечо, надеясь, что биение зашедшегося от эмоций сердца его не разбудит. Гранин что-то пробормотал сквозь свой горячечный сон и прижал его руку своей ладонью.
Конечно, поездка теперь отменялась. После работы нужно будет встретить Риту, поблагодарить ещё раз и вернуть машину. Но всё произошедшее внезапно оказалось лучше любых озёр и трактов.
Степан прижался губами к чуть влажной от испарины шее Гранина, всё ещё стараясь выровнять сбившееся дыхание. Кажется, только сегодня он осознал всё в полной мере, и оказался не вполне готов к таким откровениям.
Сейчас, засыпая под мерный стук Пашиного сердца под своей ладонью, продолжая – даже проваливаясь в дремоту – видеть перед глазами ключи Власовой на тумбочке, Данилов впервые в жизни почувствовал – именно почувствовал, а не просто понял – что хоть его род и не восходит к древним князьям, но у него есть самая настоящая и самая замечательная на свете семья.
И именно это, а не родовую честь, стоит защищать, и только этим, а не количеством знатных предков, стоит гордиться и дорожить.

@темы: Данилов/Гранин

---

Sleepy warm

[ArztinAsche]

Основные персонажи: Павел Гранин, Степан Данилов
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Hurt/comfort, ER (Established Relationship), Пропущенная сцена
Размер: Мини, 4 страницы, 1 часть
Статус: закончен
Описание:
По мотивам серии "Ферма-2": в ходе оперативных мероприятий в Данилова стреляют дротиком с транквилизатором.
Посвящение:
Новый сезон ещё не успел толком начаться, зато успел изрядно вдохновить)
Изначально я для этих замечательных ребят запланировала что-то вроде триптиха, который должен был состоять из прошлых двух рассказов и одного будущего, но автор предполагает, а герои располагают:-) Случилась "Ферма-2", так что, предлагаю считать эту небольшую зарисовку, не несущую особой сюжетной ценности, второй с половиной частью потенциальной трилогии^^
Всем весны и хорошего вам настроения!
Публикация на других ресурсах:
Если предупредите и пришлёте мне ссылку, то всегда пожалуйста.
Примечания автора:
Все события и персонажи вымышленные и любые совпадения с реальностью случайны. Прав на героев не имею, ни на какую выгоду, помимо морального удовлетворения, не рассчитываю.
В ассортименте приквелы:
Your Soldier - ficbook.net/readfic/5089281
Some things are meant to be: ficbook.net/readfic/5234915

Читать

Весна в этом году выдалась хоть и из ранних, но не из тёплых, поэтому прочёсывание подмосковных лесов вблизи Емельяновска доставляло мало удовольствия. А если учесть, что прочесывать эти леса приходилось в поисках просто каких-то конандойлевских собак-монстров, судя по рассказам «очевидцев», то удовольствие становилось совсем уж сомнительным, чего скрывать. В очередной раз оскользнувшись на подтаявшем из-за активных перемещений их поискового отряда снегу, Данилов с тоской подумал, что, возможно, стоило самому поехать с обыском на ферму к Батейкиной, инвентаризировать четырехпалых друзей человека, а Шустова отправить сюда. Он остановился перевести дух, и едва повернувшись к сотруднику местной полиции, чтобы распорядиться насчёт перегруппировки отряда кинологов, ощутил резкую пронзительную боль чуть ниже левого плеча. Стоявший рядом полицейский что-то крикнул про выстрел, бросившись вперёд, к деревьям, а Степан медленно опустил голову и посмотрел на руку, которую почему-то почти перестал ощущать. Какой выстрел, о чём это лейтенант? Крови же совсем нет, но что-то проткнуло куртку насквозь. Острая ветка? Шип ядовитого растения? Какой ещё шип зимой в подмосковном лесу, капитан, ты же не в джунглях. Данилов попытался дотянуться до странного предмета, торчащего из его плеча, но ноги предательски подкосились и резко закружилась голова. Уже упав в мягкий, пушистый и такой уютный снег, наблюдая как кинологи, их собаки, местные полицейские и жители деревни, взятые в качестве проводников, сливаются перед глазами в причудливый разноцветный калейдоскоп, он подумал о том, что не отправил Рогозиной отчёт за последние полдня. Может, Шустов отправит? Хотя нет, он всё сделает сам, только нужно немного отдохнуть. Может, даже поспать. Почему нет? Здесь тепло и мягко, а главное – тихо. Так тихо. А затем всё окутала кромешная тьма.

Пришёл в себя Данилов так же резко, как и провалился в темноту. Проснулся от того, что было очень душно, а ещё нестерпимо раскалывалась голова. Он определённо проснулся, вот только не мог вспомнить, когда это успел заснуть. А ещё темнота. Она никуда не делась, по-прежнему застилала всё вокруг, удушливо давя на голову и грудь, лишая возможности осмотреться и вспомнить хоть что-то.
Стоило ему только глубже вздохнуть и пошевелиться, как его тут же уверенно обняли поперёк груди, удерживая от лишних движений.
– Паш? – Степан напрягся и попытался приподняться, но перед глазами моментально поплыли радужные круги, разбавляя чернильный мрак вокруг, и ощутимо замутило.
– Я здесь, – Гранин придвинулся ближе, обозначая своё присутствие, и сжал его ладонь. – Проснулся? Как чувствуешь себя?
– С переменной паршивостью, – Данилов немного успокоился и медленно лёг обратно, стараясь справиться с дурнотой. – Мы дома?
– Нет, в ФЭС.
– А почему я здесь сплю?
– Потому что тебе вкатили лошадиную, и «лошадиная» – это не гипербола, дозу транквилизатора. Теперь Антонова должна контролировать твоё состояние, так что в твоих же интересах находиться от неё в шаговой доступности.
– Ничего не помню, представь.
Данилов пошарил рукой по поверхности, на которой лежал. Кожзам? Диван, кажется.
– Это комната отдыха?
– Ага.
– Ничего не вижу. Почему так темно?
– Я закрыл жалюзи и выключил свет в коридоре. Антонова сказала, что чем темнее будет, тем лучше ты выспишься.
– Что-то тут места многовато, как для дивана в комнате отдыха.
Может, память ещё и не вернулась, а вот профессиональная подозрительность – вполне.
– Потому что я его разложил, – Гранин успокаивающе провёл ладонью по его плечу. – Что-то болит? Антонову не позвать?
Степан прислушался к своим ощущениям и неопределённо пожал плечами:
– Не знаю, вроде кроме головы больше ничего, а вот она-то как раз сейчас, кажется, лопнет.
– Валя предупредила, что так будет какое-то время, но тебя накачали детоксицирующими под завязку, так что потерпи, скоро пройдёт.
Данилов со стоном вздохнул, но Паша уткнулся носом ему в шею, и он, превозмогая слабость и боль, ставшим привычным уже жестом притянул его непострадавшей рукой ближе к себе, не забыв, конечно, напомнить:
– Паш, мы на работе вообще-то.
– Кроме того, что я разложил диван и поверг это крыло во мрак, я ещё запер дверь изнутри.
Степан одобрительно хмыкнул, получив за это новый приступ мигрени, окончательно расслабился и погладил Гранина по руке, закрывая глаза.
– Поспи ещё, – предложил Павел. – Что-то ты рано проснулся, снотворное они туда сильное зарядили. Явно рассчитывали на крупное животное. Валя сказала, что, возможно, и всю ночь проспишь.
– Значит, я оказался ещё более крупным животным, – Степан вымучено усмехнулся. – Мне к Рогозиной надо.
– Сегодня она на тебя всё равно не рассчитывает, у неё Шустов есть. Если что, я ему помогу.
– У тебя смена закончилась?
– Только начнётся через два часа, – Гранин провёл тыльной стороной ладони по его щеке, коснулся лба, машинально проверяя температуру. – Мне Игорь позвонил, как только тебя в ФЭС отправили, я сразу и приехал. Побуду с тобой пока, а потом – на дежурство.
Данилов попытался повернуть голову, но пульсирующая в висках боль мгновенно дала о себе знать, да и всё равно ничего было не разглядеть в этой темноте, поэтому он просто обнял Пашу крепче, даже исхитрившись положить левую руку, которая понемногу начинала возвращаться к обычному режиму функционирования, ему на спину.
Это стало таким привычным и непременным за то недолгое время, которое они были вместе. Степан вообще на удивление быстро привык ко многому, чего раньше у него никогда не было: к тому, что его ждут дома, даже после смен, которые заканчиваются под утро, к тому, что он сам ждёт окончания чужих дежурств, что ему говорят: «Вернись», когда он уезжает на очередное задержание, а заметно поправившийся кот встречает его флегматичным взглядом, потому что теперь он всегда сыт, к тому, что ему нравится обнимать Пашу во сне, за что утром он расплачивается непродолжительным онемением руки, или вот к тому, что обнимают его, лёжа рядом, пока он приходит в себя на больничной койке. Вообще-то, на диване, а не на койке, и в комнате отдыха, а не в больнице, но суть от этого не менялась. Самое важное, что успел сделать капитан Данилов за это короткое время – привыкнуть ко всему этому и примириться с собой. Осознать и принять, что они действительно вместе. И действительно они.
– У меня ещё и уши заложило, или тут правда так тихо? – Данилов снова напрягся.
– Правда тихо, успокойся, – Гранин чуть приподнялся на локте и поцеловал его, осторожно касаясь губ. – Это же комната отдыха, а не буфет, кому сюда ходить и шуметь?
Степан было ответил на поцелуй, но поплатился за свою невоздержанность новой вспышкой боли всего-то за попытку приподнять голову.
– Поспи, – Паша легко надавил ладонью ему на грудь, заставляя принять исходное горизонтальное положение, и снова лёг рядом.
Он послушно, но не без труда, уложил гудящую голову в максимально удобное положение и обнял Гранина за плечи.
Так темно и тихо. И спокойно. Будто кроме этой комнаты и них двоих, кроме успокаивающего горячего Пашиного дыхания на шее, его пальцев, изучающих вязку форменного свитера на его груди, никого больше нет. Совсем никого. Нигде.
Кажется, ему действительно нужно поспать.
– Я сейчас засну, наверное, – сонно пробормотал Данилов.
Ответом ему стало невесомое поглаживание Пашиной ладони по пострадавшему плечу и поцелуй в скулу.

Окончательно проснулся Данилов через неопределённое время уже в гордом одиночестве. По крайней мере, на второй половине дивана было пусто. Однако, открыв глаза, Степан понял, что остаться одному в родной конторе ему не грозит.
– М-м, – он сонно улыбнулся и попытался потянуться, насколько это позволяли затёкшие мышцы. – Знаешь, что я хотел бы увидеть первым делом, попав в Рай?
Ответом ему стало удивлённое заламывание бровей и недоумённый взгляд.
– Твои прекрасные синие глаза и белокурые локоны, – продолжил Данилов, улыбаясь ещё шире и подслеповато щурясь на яркий свет.
Антонова лишь усмехнулась и сосредоточенно посмотрела на экранчик тонометра, манжету которого она уже успела ловко обернуть вокруг руки своего пациента.
– Не дождёшься, Данилов. Если первое, что ты видишь, приходя в себя – мои локоны, то это значит, что я тебя вытащила, и Рай в ближайшее время тебе не светит. Ну а пока – давление пониженное, но все остальные показатели в норме. Что-то беспокоит?
– Кажется, нет, – Степан на пробу покрутил головой и пошевелил левой рукой.
– Помнишь, что произошло?
– Смутно.
– Это нормально. Голова болит?
– Кружится.
– Пройдёт, – авторитетно заключила Валентина. Затем, положила ладонь ему на щёку, повернув его голову к свету, и несколько секунд внимательно смотрела в глаза, а после, удовлетворённо кивнув, спросила: – Галлюцинировал?
– Даже не знаю, возможно… – Данилов, правда, задумался, пытаясь понять, что же на самом деле происходило с ним в последние часы, но присмотревшись к креслу, заметил на подлокотнике сброшенный пиджак Гранина. – Хотя, наверное, всё же нет.
– Вот и хорошо, – Антонова совсем успокоилась. – Тебе повезло, кололи тебя качественным препаратом. Так что попьёшь крепкого кофе, ещё поспишь, и утром будешь как новенький. А пока – вот.
Валя протянула ему стакан с чем-то шипящим и насыщенно-жёлтым.
– Это что?
– Витамины, тонизирующее, немного аспирина, в общем, всё то, что тебе сейчас нужно.
Степан залпом выпил предложенный медикаментозный коктейль с ярким цитрусовым вкусом и поморщился.
– А где же мой целительный напиток в виде кофе?
– В буфете, где же ещё? Давай, Стёпа, физические нагрузки тоже поспособствуют выведению это дряни из организма. Так что, вставай и иди.
Спорить с врачом – глупо, с патологоанатомом – бессмысленно. Данилов аккуратно принял сидячее положение, откинул плед, переждал приступ головокружения, сполз с дивана и медленно двинулся в указанном направлении.
Возле буфета встретилась Амелина, набросившаяся на него одновременно с расспросами и радостными объятьями. Услышав отчаянную жалобу на то, что без кофеина он собеседник ни к чёрту, Оксана пообещала сварить ему самый крепкий и вкусный кофе, на который только способна, и передала просьбу Рогозиной, зайти к ней, как только он будет в состоянии это сделать. Раз уж кофе приготовится посредством доброй воли и стараний заботливой Оксаны, то визит к начальству Степан решил не откладывать.
– Стёпа, заходи, – обрадовалась ему Рогозина. – Ну как ты?
– Да хорошо, Галина Николаевна. Выспался, хоть и принудительно. Почаще бы так.
Рогозина улыбнулась шутке.
– Нет уж, Степан, давай в следующий раз проблемы со сном самостоятельно решай, – а потом предложила: – Ты поезжай сейчас сразу домой, а утром, если Валя не будет против, вернёшься в Емельяновск и закончите там с Шустовым. Батейкину уже можно брать и везти к нам.
– Галина Николаевна, а как там…
– Утром, все материалы получишь утром после осмотра у Антоновой. Сейчас иди и отдыхай.
Рогозина строго свела брови, и Данилов, решив не пререкаться с начальством, поспешил ретироваться.
Он получил свой обещанный долгожданный крепчайший кофе, едва завернул за угол коридора, вот только не из рук Амелиной.
– Чёрный, с лимоном, три с половиной ложки сахара, как ты любишь, – гордо анонсировал Гранин, протягивая большой картонный стакан.
– Три с половиной ложки? – он отпил глоток и с сомнением приподнял бровь. – Что-то не припомню, чтобы я любил такой сладкий.
– Рекомендация твоего лечащего врача, прости, – Паша беспомощно развёл руками. – Если хочешь, зайди к ней в морг, уточни.
– Не стоит, – Степан округлил глаза и помотал головой, которая с каждым глотком кофе болела всё меньше. – Не так-то и плохо вышло. Спасибо.
– Домой? – с улыбкой спросил Павел.
– У тебя же дежурство.
– Я с Серёгой поменялся, ему как раз потом три выходных подряд нужны. Так что?
– Домой, – согласно кивнул Данилов, удобней перехватывая стакан с кофе и забирая у Гранина свою куртку.
Домой. К этому он тоже привык за последнее время, и, наверное, это было самым важным из всего списка.

@темы: Данилов/Гранин

---

Some things are meant to be

[ArztinAsche]

Пэйринг: Степан Данилов/Павел Гранин
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Психология, Повседневность, ER (Established Relationship)
Размер: Мини, 7 страниц, 1 часть
Описание:История, подтверждающая то, что утро чаще всего бывает мудренее вечера.
Посвящение:
Любимому сериалу и пейрингу, которые не оставляют меня, продолжая будоражить воображение и снабжать вдохновением. Спасибо им за это, я их правда люблю и рада, что можно не расставаться ^^
Публикация на других ресурсах:
Не думаю, что кому-то это правда потребуется, но если вдруг, то я не против, только предупредите и ссылку на ресурс пришлите.
Примечания автора:
Все события и персонажи вымышленные и любые совпадения с реальностью случайны. Прав на героев не имею, ни на какую выгоду, помимо морального удовлетворения, не рассчитываю.
Сиквел к "Your Soldier": ficbook.net/readfic/5089281

Читать

– Замёрз же совсем, – Данилов участливо покачал головой, пропуская позднего гостя в квартиру. – Где вас с Лисицыным носило в такое время?
– На убийство выезжали, – Гранин отчаянно старался не стучать зубами.
– На убийство? Что ж, надеюсь, убивал Костя, а не ты, – усмехнулся Степан. – Проходи. Чай будешь?
– Ча-ай? – с сомнением протянул Павел, снял куртку и вздрогнул, прогоняя остатки промозглости февральской московской ночи.
– Чай с коньяком?
– Умеете вы, товарищ капитан, уговаривать.
– В этом и заключается мой оперативный талант, – наставительно заметил Данилов, выходя из прихожей.
На небольшой, но стильно оформленной кухне уже – словно в столь поздний час гостей здесь ожидали – витал запах свежезаваренного чая, ароматного коньяка и чего-то ещё с оттенком корицы.
– Чёрт, ради этого стоило пару часов поторчать на морозе, – Гранин обхватил ладонями большую кружку с обжигающим чаем и блаженно зажмурился.
– То есть, зря Рогозина на премии тратится, да? Работаем за еду, – Данилов улыбнулся и поставил перед коллегой тарелку с печеньем и блюдце с лимоном. – Хочешь, ужин разогрею?
– Нет, спасибо, – Павел отрицательно помотал головой, отправляя в кружку второй ломтик лимона и щедро доливая туда же коньяк. – Поесть мы успели.
– Ну, хоть что-то, – Степан закрыл холодильник и сел напротив. – И на какой стадии ваше дело? Продвигается?
– Пока на стадии созерцания, – Гранин поморщился то ли от напоминания о работе, то ли от того, что коньяка в чае оказалось больше необходимого.
– Завтра поедем обыск проводить.
Неспешная беседа была прервана требовательным напоминанием хозяйского кота о том, что он вообще-то тоже не против подкрепиться, и наличие в доме гостя его совершенно не смущает.
– Я тебя кормил уже, – праведно возмутился Данилов.
– Холодно, – со знанием дела заметил свежеиспечённый защитник животных. – Наверное, им больше еды нужно.
– Сказал бы я, чего им нужно. А ты давай не рядись в адвокаты моему коту, даже несмотря на твоё юридическое образование.
Пока Гранин с пушистым террористом гипнотизировали друг друга, Данилов, тихо ругаясь под нос, достал корм из ящика в углу кухни и замер позади Павла. Своей выправкой капитан Гранин мог бы дать фору любому кадровому военному: строгая осанка, всегда идеально ровная спина, привычка гордо вскидывать голову, когда чем-то недоволен. Сейчас он чуть наклонился, строя коту угрожающую гримасу, и Данилов, не удержавшись, протянул вперёд руку. Хотелось то ли погладить его по голове, то ли прикоснуться к плечу, но рефлексы сработали быстрее, и ловким движением Степан выхватил из рук Гранина пачку сигарет, секунду назад извлечённую им на свет из кармана.
– У меня не курят.
Данилов наконец опомнился, насыпал корма коту, закрыл ящик и выверенным движением отправил сигареты в мусорное ведро.
– Только начатая же, – сокрушённо констатировал Гранин, вожделеющим взглядом провожая запретный плод табачной промышленности.
Данилов пожал плечами и вышел в коридор. Завтра с утра предстоит командировка в подмосковный Егорьевск. Всё, что сейчас действительно нужно – спокойный и размеренный вечер: собрать вещи, ещё раз просмотреть материалы, попросить сестру забрать утром кота, поставить будильник и успеть выспаться перед поездкой, если повезёт. Тогда что же он творит? Этого всего не надо. Это лишнее. Сейчас нужно просто взять себя в руки. Он сможет.
– Стёпа, – Гранин обнял его со спины, не подходя вплотную, но едва ощутимо касаясь лбом затылка.
А действительно ли сможет?
– Паш, – Данилов напряжённо сглотнул и стиснул зубы. – Езжай домой. Уже поздно, а тебе на смену завтра. Ко мне и так тащиться было не ближний свет.
– Нет, я не поеду, – Гранин развернул его лицом к себе и провёл пальцами по шее. – Дежурство у меня вечернее, а ты завтра уезжаешь.
– Неделя всего.
– Не «всего», а «целая неделя», – исправил он.
До чего же упрямый.
Данилов опёрся спиной о стену, обречённо глядя в невозможные Пашины глаза, и понял, что нет, не сможет. Не сегодня. Он сам притянул Гранина ближе и поцеловал, сминая в кулаке ворот его свитера.
Под любой допросной техникой Данилов не смог бы сказать, когда точно и как именно началось то, что в результате привело их к сегодняшнему вечеру.
«Какие глаза!» – помнится, восхитилась Амелина, когда Павла представляли сотрудникам ФЭС в первый раз. Кажется, самого Данилова тогда больше занимал разговор с Майским, поэтому он просто согласно кивнул на тихое замечание коллеги, не особо вдаваясь в смысл. Кто бы мог предположить, что некоторое время спустя они станут напарниками, и будет работа в паре, дружба, необъяснимые мысли, посещающие всё чаще и чаще, похищение Гранина, окончательно перевернувшее и одновременно прояснившее всё, и вот уже сам Данилов, теряя голову под взглядом этих самых глаз, будет нести такую нелепицу, что вспомнить страшно. Но что ещё страшнее вспоминать – ответную реакцию на своё полупьяное, полубезумное признание. Несколько безрассудно-порывистую, но такую затаённо-ожидаемую. Он до сих пор не мог ни толком опомниться от произошедшего, ни понять, почему всё это происходит и должно ли это вообще происходить. Некоторое время назад устои, тщательно вложенные в голову с юных лет, всё же взяли верх, и он попытался пойти на попятный, принявшись доказывать Гранину, что они совершают ошибку, но в результате не доказал этого даже самому себе.
У него никогда не было мужчин, никогда не было даже мысли о них. А вот теперь у него был Паша. Он с трудом представлял себя с ним, но и без него себя представить уже не мог. Павел же, стоически снеся все метания своего капитана, утвердился в праве называть его своим и целовать сейчас в темноте коридора.

– Идём, – Данилов отодвинулся от стены и потянул его в сторону спальни. – Шустов приедет в восемь, часов шесть у нас есть.
Гранин деланно нахмурился, что-то подсчитывая в уме, и авторитетно заявил:
– Неплохо, ещё выспаться успеешь и вещи собрать.
– Хам же ты, – засмеялся Степан, опрокинул его на кровать и навис над ним, опираясь на руки.
Паша обнял его за шею и привлёк ближе, целуя. Данилов не торопясь провёл рукой по его груди, скользнул ладонью по животу, подцепил пальцами край свитера и потянул его наверх.
Гранин зябко поёжился, лишившись элемента одежды, и не отказал себе в удовольствии запустить холодные ладони под футболку Данилова.
– Доиграешься, – угрожающе оскалился капитан.
– Да я уже, кажется, – Гранин наконец восстановил справедливость, стащив с него футболку, и удовлетворенно вздохнул, коснувшись губами плеча.
Степан обнял его, провел рукой по лицу, не прекращая целовать, и Паша прерывисто выдохнул, подаваясь ближе, заставляя поцелуи становиться всё более страстными и нетерпеливыми. Он откинулся на подушки, впиваясь ногтями в плечо Данилова, когда тот потянулся к его ремню. Распаляемый такой ответной податливостью Данилов медленно, но уверенно терял голову. Он прижался губами к соблазнительной родинке на Пашиной шее, так часто отвлекавшей его внимание на совещаниях, осторожно прикусил кожу, и услышал в ответ на свои действия несколько странную фразу, учитывая ситуацию, а именно:
– Мне кажется, что Галина Николаевна всё знает.
– Рогозина вообще по определению всё знает, работа такая, – Степан целовал его плечи, ключицы, шею, склонился к губам, опираясь на локоть, и вдруг замер, проанализировав услышанное. – Что ты имеешь в виду под «всё»?
– Именно всё, – Паша резко вернулся к деловому тону, продолжая, правда, рассеяно кончиками пальцев прочерчивать линии на спине Данилова. – Сказала мне сегодня, цитирую: «Гранин, напомнишь Данилову вечером, что в Егорьевске первым делом нужно сконцентрироваться на отработке версий с зятем убитой». Вот с чего она решила, что мы увидимся вечером? Так что я подумал…
– Ничего, – Данилов наклонился и поцеловал его. – Про задачу я понял, спасибо, а Рогозиной скажешь, что после работы меня не видел, и всё передал по телефону. Она ничего не узнает, не переживай.
– А если я не переживаю? – Гранин с горем пополам попытался приподняться на локтях, и заглянул в глаза. – Если я не хочу придумывать легенды? Нет, афишировать специально я тоже собираюсь, но если кто-то догадывается – пусть.
Данилов нахмурился и опустил взгляд. В спальне резко похолодало.
– Я не хочу отрицать и оправдываться, – продолжил Гранин, касаясь пальцами тыльной стороны его ладони и не отводя взгляда. – Наше общество зашоренное и полное предрассудков, вряд ли кто-то действительно поверит своей догадке и спросит напрямую, даже если догадается. Зачем же врать заранее?
– А если всё же спросят? – Степан серьёзно посмотрел на него и вопросительно изогнул бровь, ожидая ответа.
– Тоже не хочу врать. Иногда наступает определённое время и какие-то вещи происходят просто потому, что должны произойти. Думаешь, кто-то всерьёз осудит, если узнает? Они же как семья, понимаешь?
– Нет, Паша, – Данилов горько усмехнулся. – Понимать такие вещи в детдоме не учат.
– Чёрт, – Гранин виновато закусил губу. – Прости меня, я дурак. Забудь.
Он сам потянулся вперёд, обнял Данилова за шею, провел обеими ладонями по плечам, спине, притягивая ближе.
– Как скажешь, – Степан согласно улыбнулся, опустил его на подушки и склонился к его животу.

***
Предрассветные сумерки не спеша утверждались в своём праве. Капитан Данилов, так толком и не уснувший этой ночью, наблюдал, как небо за окном светлеет на востоке, а из сереющей темноты постепенно проступают неясные очертания. Поздний зимний рассвет еще долго не мог пробиться сквозь медленно отступающую морозную ночь. Застывшая мгла нехотя рассеивалась и вязким маревом низко плыла над зимним городом.
Задумчиво ероша волосы на чернявой макушке Гранина, который, в отличие от него самого, сладко спал, прижавшись щекой к его плечу, Степан вспоминал характеристики коллег, так сказать, не для досье: «Пашка – солнышко», – восхищалась Амелина, «Луч света в тёмном царстве!» – приводила его в пример Рогозина, «Свет в конце тоннеля», – острил Холодов. И только Данилов знал, что все определения ошибочны, потому что Гранин не имеет ничего общего со светом и светилами. Паша – тёмный омут, горький кофе, северная ночь, лакричная водка. Полночь. Страстная и жаркая, бархатная, богатая на выдумки и бесконечно манящая. И никаких тебе лучей.
И в лучших своих традициях полуночные идеи прочно поселялись в сознании, завладевали им, подчиняли его себе. Сейчас подумалось, что, возможно, Паша прав, и некоторые вещи действительно должны происходить, если так предопределено. Что будет между ними, если кто-то узнает? Но гораздо более трудный вопрос – что будет, если их отношения так и останутся тайной?
Но время любой ночи ограничено, и рассвет нового дня уже заявлял о себе. Пора было возвращаться к дневным заботам.
Осторожно высвободив руку из-под Пашиной головы, Данилов поцеловал его плечо и пояснил в ответ на вопросительное мычание:
– Паш, я в душ и собираться, Шустов приедет через час. Ты спи.
Гранин вытянул на уровень его глаз руку с поднятым вверх большим пальцем и молча перевернулся на другой бок, с головой укрывшись одеялом.
Сборы не заняли много времени, у привыкшего к командировкам оперативника всё необходимое всегда под рукой. В ванной он на мгновение замер с бритвой в руке, увидев своё отражение в зеркале: тёмные круги под глазами, следы на плечах, две яркие полосы на шее сбоку, припухшие губы. Кажется, скрыть безумную ночь не удастся. Но, с другой стороны, что тут такого? Не станет же Шустов требовать подробный отчёт и адрес предполагаемой пассии. Данилов человек свободный – имеет право. Удовлетворившись складной легендой, он покончил с водными процедурами и вышел из ванной, сразу же ощутив в коридоре запах свежесваренного кофе.
– Ну зачем ты? – спросил он, заходя на кухню.
Гранин, проигнорировав вопрос со скрытым упрёком, отвлёкся от гипнотизирования кофеварки и поставил на стол тарелку с горячими бутербродами.
– Кулинар, – похвалил Данилов.
– Брось, это всего лишь бутерброды, – отмахнулся Павел, зевая в кулак.
– Зато какие, – Степан отодвинул его от агрегата и разлил кофе по чашкам. – Сама Антонова их нахваливала, а её похвала дорогого стоит.
– Ешь давай, – Гранин довольно ухмыльнулся и отпил кофе. – Голодный оперативник – находка для шпиона.
Завтрак проходил в молчании. Паша включил телевизор, нашёл блок новостей, и принялся заранее собирать нехитрый провиант на работу.
– Тебе в дорогу сделать что-нибудь? – предложил он.
– Не надо, спасибо, тут езды-то не больше часа, а дальше разберёмся как-нибудь.
Гранин согласно кивнул и вернулся к своему занятию, а Данилов смотрел на него и со всей отчётливостью осознавал, от чего он по собственной воле пытался отказаться всё это время. Невыспавшийся, босой, в пижамных штанах в крупную синюю клетку и белой домашней футболке, с яркими свежими следами от его поцелуев поверх её ворота, с отросшей чёлкой, которую он наспех намочил водой из-под кухонного крана и зачесал наверх, чтобы не мешала, сосредоточенно, будто записывал показания со слов свидетеля, нарезающий сыр, Паша представлял собой картину домашнюю до чёртиков.
– Паш, – Степан поднялся из-за стола, подошёл ближе, отобрал нож, а затем поцеловал, прижимая его лопатками к дверце холодильника. – Мне пора уже.
– Счастливого пути, – Гранин улыбнулся и вопросительно посмотрел на него, чувствуя, как Данилов ещё сильнее сжимает его запястья, вместо того, чтобы уйти.
– Я поеду, а ты…– Данилов замялся, отвёл взгляд и продолжил после глубокого вздоха: – А ты оставайся, Паш. Насколько захочешь. Если захочешь.
Павел нервно усмехнулся, высвободил одну руку, смущённо потёр переносицу и спросил, удивлённо заломив бровь:
– Ты сейчас серьёзно, Данилов?
– Более чем. Да не смотри ты на меня так! Я тебя не в ЗАГС зову, просто возьми комплект ключей в ключнице у двери. Я живу ближе к работе, вот и всё.
– А ещё ты вчера не успел никому отдать Феликса и теперь за ним нужно кому-то присматривать? – Паша подозрительно прищурился.
– Я всегда могу экстренно отдать его соседке, она привыкла и не против, но ты прав – с тобой ему будет лучше. Так что скажешь?
Гранин ничего не ответил, с улыбкой покачал головой и привлёк к себе, отчаянно целуя, до боли сжимая пальцы на плечах. Кажется, Данилов случайно приложил его затылком о холодильник, а после – спиной о дверной косяк, когда они решили переместиться из кухни, но вряд ли сейчас это волновало кого-то из них. И надо же было звонку в дверь прервать их именно сейчас!
– Мы кого-то ждём? – спросил Гранин, запрокинув голову и тяжело дыша.
Степан оторвался от его шеи, выпростал руку из-под его футболки и взглянул на часы.
– Ждём. Шустова!
Павел чертыхнулся сквозь зубы.
– Всё, Паш, я поехал. Ты тут пока…
Данилов спешно поцеловал его напоследок, плотно прикрыл дверь на кухню и метнулся в спальню за телефоном – пять пропущенных! – не удивительно, что Шустов трезвонит в дверь. Удивительно, что он её ещё не вынес.
– Игорь! – он открыл входную дверь, одновременно натягивая куртку.
– Ну и горазд же ты спать, капитан! – Шустов прошёл в прихожую, и присвистнул, бросив на него быстрый взгляд: – Или про «спать» это я погорячился? Нет, ну я тебя понимаю, конечно, командировка длинная. Уместней спросить, спал ли ты вообще?
Игорь иронично улыбался, продолжая с интересом разглядывать коллегу. Данилов раздражённо отмахнулся от не в меру любопытного напарника, поспешно застегнул куртку и наклонился за ботинком.
– Так, значит, первым делом едем в их местный отдел и запрашиваем материалы дела, – Шустов решил не терять времени даром и сразу начал строить план оперативных мероприятий. – Потом ты опросишь…привет, Паш.
А вот последняя реплика явно предназначалась не ему. Степан даже оглядываться не стал, просто медленно опустился на одно колено, закрыл глаза и замер, вцепившись пальцами в шнуровку ботинка. Может, он сможет стать невидимым?
Он не слышал размеренной беседы коллег поверх своей головы – только оглушающее биение своего собственного сердца и обрывки фраз.
–…передашь Тихонову…
–…зять убитой…
–…возьмёшь у Холодова, отправишь нам сканы.
– Галина Николаевна сказала…
– Эй, Стёп, – Игорь потряс его за плечо. – Отсутствие нормального сна ночью – не повод компенсировать его за счёт рабочего времени. Поехали. Мы и так уже на двадцать минут задерживаемся благодаря тебе.
Данилов невпопад кивнул и наконец справился с ботинками.
– Он как вообще? Что-то выглядит странно, – забеспокоился Шустов.
– Утром нормальный был, – пожал плечами Павел.
– Поехали, – Степан рывком поднялся, так и не оглядываясь, и шагнул к двери, расстёгивая по пути только что застёгнутую крутку. Почему-то в квартире стало невыносимо душно.
– Стёпа.
– После поговорим. Пока, – Данилов буквально взашей вытолкал Шустова и сам уже почти переступил порог.
– Данилов!
Он на мгновение зажмурился, нервно сжав дверную ручку, но потом всё же повернулся. Медленно и всем корпусом.
– Сумку забыл, – Паша насмешливо улыбнулся, поднимая с пола забытую поклажу.
– Да. Спасибо.
Данилов протянул руку, но оперативные навыки Гранина были на высоте даже с утра пораньше. Он зафиксировал его запястье при передаче сумки, и притянул к себе, успев бросить Шустову перед тем, как захлопнуть дверь:
– Секунду.
– Да-да, я к лифту. Стёпа, догонишь, – послышалось из-за двери.
Степан, так и не успевший осознать всё произошедшее, молча прислонился спиной к стене.
– Возвращайся скорее, мы с Феликсом будем тебя ждать. Здесь, – Гранин взял его за руку, глядя в глаза.
Данилов отрешённо кивнул и сделал шаг к двери, но был к ней же прижат.
Паша целовал его властно и требовательно, грубо фиксируя запястья, прижимаясь всем телом, лишая возможности избежать прощания. Сказать, что Данилову на секунду не захотелось забыть о произошедшем инциденте, бросить всё и остаться – ничего не сказать. Он уже было вернул себе инициативу, но Гранин отстранился и даже сделал шаг назад.
– Иди, иначе Шустов уедет один.
Степан помотал головой, приходя в себя, и лишь махнул рукой, выходя за дверь, так ничего и не сказав.
Он едва успел проскочить между закрывающимися створками лифта. Прошедший в абсолютном молчании путь вниз, на самом деле не занявший и минуты, казалось, растянулся минимум на час. К машине шли тоже молча. В салоне Данилов сцепил руки в замок и вперил невидящий взгляд в одну точку.
– Нет, мы сегодня явно не уедем, – Шустов заглушил только что заведённый мотор служебного внедорожника, перегнулся через панель коробки передач и бросил напарнику на колени початую пачку сигарет. – На вот, держи.
Данилов какое-то время изучал этикетку, содержание смол в одной сигарете, информацию о производителе, потом машинально потянул одну, внимательно рассмотрел фильтр, вернул сигарету на место и снова закинул пачку в бардачок.
– Ну как хочешь, – пожал плечами коллега.
– Игорь, это…
– Это было не то, что я подумал? Он допоздна работал, а потом решил остаться ночевать у тебя, чтобы не ехать к себе через полгорода? И сейчас ты дал ему ключи, чтобы он кормил твоего кота? – Шустов откровенно веселился.
– Да. Нет. То есть…
– Стёпа, если бы я не умел замечать очевидного, Рогозина меня даже вахтёром бы не оставила, – он похлопал Степана по плечу и поинтересовался: – Давай уже поедем сегодня?
– И давно ты знаешь? – внезапно пришло осознание причины такого невозмутимого спокойствия коллеги.
– Узнал – сегодня, а догадался какое-то время назад.
– Всем расскажешь теперь?
– Я – нет, – Шустов отрешённо повертел в пальцах брелок от ключей и серьёзно посмотрел на Данилова. – Сам расскажешь. Кому захочешь и когда захочешь, – потом что-то вспомнил, и снова улыбнулся: – Ну, может, не совсем когда лично ты захочешь, но смысл примерно такой. Дело ваше, как захотите, так и поступите. Но твой капитан уже всё решил, понимаешь…капитан?
Степан честно отрицательно помотал головой.
– Ладно, разберёшься со временем, какие ваши годы.
Тяжёлый ответный вздох заглушил звук входящего сообщения. Данилов достал телефон, разблокировал экран, бегло прочитал текст, хмыкнул и спросил, отправляя короткий ответ:
– Поехали?
Но Шустов лишь продолжал вопросительно смотреть на него. Тогда Данилов набрал в лёгкие побольше воздуха и под бдительным присмотром коллеги сделал первый пробный шаг:
– Гранин желает нам хорошего пути.
– Вот видишь, ничего сложного в этом нет, – Шустов одобрительно кивнул и улыбнулся, вновь заводя мотор. – А теперь поехали, Стёпа. Нам работать пора.

@темы: Данилов/Гранин

---

[Булочка Калорийная]

@темы: фемслэш, Рогозина/Амелина, новый год

---

[Булочка Калорийная]

к окcане в нoвый год ввалился
какой то пьяный чeлoвeк
и лег пoд eлку cо cлoвами
меня вам даpит дед мoрoз

@темы: юмор, амелина

---

Your Soldier

[ArztinAsche]

Пэйринг: Степан Данилов/Павел Гранин
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Hurt/comfort
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 6 страниц, 1 часть
Статус: закончен

Описание:
"Ты помнишь, как всё начиналось? Всё было впервые и вновь."

Посвящение:
Прекрасному автору прекрасного арта, источнику моего вдохновения и виртуальному подорожнику, который срастил полтора года разрозненных размышлений в связный рассказ
miraradak.deviantart.com/art/Your-Soldier-65365...
Спасибо, from the bottom of my heart!

Публикация на других ресурсах:
В прошлом фанфике по этому фандому я же предупреждала про больное воображение?))) Оно вам таки надо? Но если всё же надо, то милости прошу, только ссыль пришлите.

Примечания автора:
В новый год со старым любимым фандомом. Желаю сериалу ещё не одну сотню замечательных серий!

Все события и персонажи вымышленные и любые совпадения с реальностью случайны. Прав на героев не имею, ни на какую выгоду, помимо морального удовлетворения, не рассчитываю.

Читать

– Ваня, где?! – Данилов оступился на битом кирпиче, не сдержался и выругался.
– Не ругайся, Данилов, вы у цели. В последний раз его телефон пеленговался в твоей соте. Через пару минут скажу точнее, когда сигнал резервного маячка засечём.
– Мы два дня вокруг этой цели ходим, Ваня, – Степан медленно, но верно зверел. – А теперь ещё день будем маячки засекать?
– Радиус метров двести-триста. Сигнал слабый. Возможно, подвал или какое-то помещение с толстыми стенами. Осмотрись. Удачи вам, – Тихонов бросил трубку, мудро решив не лезть под горячую капитанскую руку.
– Спасибо, – поблагодарил Данилов, уже засовывая телефон в карман куртки.
Он удобней перехватил пистолет и обвёл взглядом замерших полукругом СОБРовцев.
– Осматриваем постройки, подсобные помещения, временные строения, вагончики и всё, у чего есть стены. Я – в подвал, двое со мной. Работаем.
Командир спецназначенцев коротко кивнул и принялся запутанной азбукой жестов объяснять подчинённым план действий.
Данилов глубоко вздохнул и аккуратно, чтобы нога не поехала на крошиве из кирпича, арматуры, обломков дерева и прочего строительного мусора, ступил вглубь подвала, спиной ощущая собранное напряжение двух бойцов специального отряда позади себя.
На эту заброшенную стройку в Подмосковье их привело расследование текущего дела, которым занималась родная контора, вернее окончание расследования. А если быть ещё точнее – тот, кто должен был это расследование успешно завершить. И было бы просто замечательно, если бы при завершении этот «кто-то» руководствовался должностной инструкцией, а не олимпийским девизом «быстрее, выше, сильнее!». Ну кто просил организовывать эту авантюру с якобы передачей денег информатору, и самостоятельно мчаться в ночь на эти руины. Несколько лет работы в ФЭС, а до него до сих пор не дошло, что здесь не Чечня, тут не всегда можно в лобовую? Эх, Гранин... И вот уже пошли вторые сутки, как этот доморощенный комиссар Каттани не выходил на связь. Именно поэтому вся королевская конница и вся королевская рать, в лице Данилова и бойцов СОБРа, прочёсывали это захолустье вдоль и поперёк. Хорошо, что резервный маячок хоть прихватить догадался. Надо попросить Тихонова насильно вшить один из таких ему под кожу, если вернутся.
Когда вернутся.
– Связь не ловит, мать её, – Данилов сдержался, чтобы не выразиться ещё яснее, и убрал телефон.
Хотя, на что он рассчитывал, когда доставал его? Что вот сейчас-то Гранин всё же возьмёт трубку и скажет: «Знаешь, я тут запарился два дня подряд банду обезвреживать и бандитов паковать. Эй, вы там! Мне кто-то поможет наверх сумку с деньгами и оружием тащить или всё одному горбатиться?».
Его номер всё равно оставался вне зоны действия сети, даже если бы здесь ловила связь, но попытаться хотелось.
– Основательно они тут засели, – он только что не присвистнул от удивления, когда тёмные извилистые коридоры подвала внезапно вывели их в довольно просторное, освещённое одинокой электрической лампочкой помещение. Тут даже угадывались некоторые элементы мебели, в виде самодельного стола, собранного из покрышек и фанерного листа, и парочки пустых пивных ящиков, которые выполняли роль стульев. Эта обстановка вкупе с остатками нехитрого обеда на столе наводили на одну мысль – помещение было вполне себе обитаемым.
– Товарищ капитан, подозрительное движение в боковом коридоре, – подал голос один из бойцов.
– Проверить. Вызвать подмогу при обнаружении, – распорядился капитан и, тяжело сглотнув, двинулся вперёд в гордом одиночестве.
Ещё никогда желание капитана Данилова самолично придушить напарника не было так сильно. Ну, Гранин, только найдись!
Вероятно, лимит неприятностей наконец исчерпался, потому что Гранин нашёлся в следующей же комнате, если это помещение можно было так назвать.
– Паша! – Данилов бросился вперёд. – Живой?
– Относительно, – ответом стал хрип, сменившийся натужным кашлем.
– Тише, молчи. Всё хорошо. Сейчас я... – Степан пытался одновременно убрать пистолет в кобуру, удержать фонарик подбородком и плохо слушающимися пальцами достать из кармана ключи от наручников.
Он так и замер с этими ключами, когда увидел улыбку на разбитых в кровь губах напарника, которую тот даже не пытался скрывать. Он улыбается? Проторчав избитым и пристёгнутым к трубе почти два дня в этом сыром подвале? Вся ФЭС с ног сбилась, у Рогозиной телефон красный из-за переговоров, Тихонов за трое суток умудрился поспать от силы часа два, а он теперь улыбается?
– Знаешь, Гранин, кто ты? – спросил Данилов, наконец справившись с эмоциями и наручниками. – Ты…
Но обличительную речь капитана прервали выстрелы в отдалении. Подхватив под руки Павла, нетвёрдо стоявшего на ногах, он вместе с ним рухнул на колени прямо в кирпично-бетонное крошево.
– Там двое, – разговоры ещё нелегко давались самоуверенному пленнику. – Охраняли меня.
– Там СОБР, – пояснил Данилов, прижимая голову напарника к своему плечу. – Вряд ли тебя ещё есть кому охранять.
Выхватив другой рукой пистолет из кобуры, он вскинул его, беря проход на прицел. Противореча своим словам, Степан замер, ожидая начала боя в любой момент.
– Ну вы, конечно…
– Помолчи!
Данилов весь превратился в слух, не надеясь хоть что-то разглядеть в этом мраке – фонарик сиротливо валялся поодаль – рвано дышал и инстинктивно пытался прикрыть раненого коллегу плечом и поднятой рукой, с зажатым в ней оружием.
Издалека донеслось:
– Минус один. Чисто!
– Один ранен. Всё. У меня тоже чисто.
Степан всё же выругался и опустил пистолет.
– Наши.
Они с Граниным так и стояли на коленях друг напротив друга. И вглядываясь в полутьме в чумазое, украшенное кровоподтёками лицо напарника, который отчаянно старался свести брови и изобразить виноватую гримасу, Данилов совершенно точно осознавал, что несся бы вперёд как сумасшедший, не останавливаясь ни на минуту, пока поиски не закончились бы именно так. Казалось, что он вдохнул два дня назад, когда позвонила Рогозина, а выдохнуть получилось только сейчас.
– Куда тебя понесло одного? Здесь тебе не Чечня.
– В Чечне было страшнее.
– Чтоб тебя… – Данилов не стал подбирать эпитеты, и прямым текстом высказал, что думает о самонадеянных оперативниках. На секунду запнулся, переводя дыхание, посмотрел в спокойные чёрные глаза напротив и вместе с боевым запалом растерял все обвинительные реплики. Он удручённо покачал головой и порывисто обнял Гранина, прижимая его к себе уже двумя руками.
– Дурак.
Ответом ему стал мучительный стон сквозь зубы и подозрительные булькающие звуки в районе плеча.
– Паша. Паш, ты как?
Он отстранил напарника от себя и чуть наклонился, заглядывая в лицо.
– Нормально. Сейчас сам пойду, – прохрипел Гранин, тяжело заваливаясь на бок.
– Встать сможешь? Давай-ка выбираться отсюда.
Данилов сделал попытку подняться, но замер, повинуясь останавливающей судорожной хватке Гранина на своём предплечье.
– Сейчас, – Паша хмурился, осоловело моргал и зачем-то набирал с избытком воздуха в лёгкие. – Если отключусь по пути, то…спасибо тебе. И не отдавайте меня Селиванову.
Степан не смог сдержать вымученной улыбки, и снова обнял непутёвого коллегу, стараясь найти максимально удобное положение для поддержки, и при этом причинить раненому минимальную боль.
– Товарищ капитан!
– А вот и наши ребята подоспели, – Данилов на мгновение прижался носом к чернявой макушке и отозвался: – Сержант, здесь! Ну-ка, Паш, раз, два – встали!


Он всё-таки отключился в машине, привалившись к плечу Данилова, который всю дорогу чутко отслеживал его пульс и частоту дыхания под дистанционным контролем Антоновой по телефону, поэтому почётная роль водителя досталась одному из СОБРовцев.
Данилов ещё не до конца привёл в норму собственные пульс и дыхание, но уже чувствовал, как соскальзывает с плеч давивший несколько дней камень. Паша тяжело, хрипло и с присвистом, дышал на его плече, но дышал, и в непосредственной близости, что было немаловажно для обретения спокойствия. У него были ледяные руки, но их можно было держать в своих ладонях, контролируя его пульс, и ощущать, как нормализируется собственный. Из-за разговоров в подвале из его разбитой губы снова сочилась кровь, но ведь так бывает только у живых. Значит, всё остальное теряло степень важности.
Какой же всё-таки самоуверенный придурок этот Гранин.
Гранин. Павел. Паша.
Он попал в ФЭС по протекции Майского, вместе с которым они прошли чеченскую войну. Профессионал, владеет боевыми искусствами, имеет опыт работы под прикрытием. Наблюдателен, обладает феноменальной памятью. Владеет всеми видами оружия. Что там ещё значилось в личном деле Павла Анатольевича? Кажется, там было что-то про «требуется жесткий дисциплинарный контроль». В реальной жизни же этот почти пример для подражания оказался компанейским парнем, с хорошим чувством юмора, не без доли здорового цинизма, любимцем женской части коллектива, прекрасным коллегой, грамотным оперативником и надёжным напарником. О последнем качестве Степан узнал меньше года назад, когда их определили в постоянную связку. С ним было легко и просто работать, можно было без сомнений положиться в любой ситуации. В нужные моменты он моментально забывал про веселье и шутки, становясь по-солдатски сдержанным и собранным, готовым реагировать на любые изменения в ситуации в любую секунду. Но приписку про дисциплинарный контроль в деле сделали не зря. Первое время Данилов честно старался контролировать, но потом решил махнуть рукой и не мешать напарнику проявлять самостоятельность, тем более, что оба они были в одинаковом звании. И вот сегодня, как результат, они пожинают плоды нехватки этого самого контроля.
Сам Степан, пройдя школу милиции и школу жизни, поработав участковым, искренне считал себя более рассудительным и ответственным. Именно этим своим качествам он был благодарен за то, что когда-то Круглов утвердил его перевод из районного ОВД в ФЭС. Он и в мыслях не допускал возможности высыпать на рабочий стол Рогозиной коробку презервативов, демонстрируя итоги следственного эксперимента, на полном серьёзе предложить ей забрать домой вещдоковскую крысу или без зазрения совести снабдить всю службу даровым шашлыком, а вот энтузиазма Гранина на это хватало. Им было непросто сработаться, но так или иначе, бывший боевой офицер и бывший участковый стали работать в паре.
Павел был отличным напарником все эти месяцы, пока незаметно не перешёл в какой-то другой статус. Данилов честно пытался понять, в какой именно, но так и не преуспел в этом. Из напарников они стали хорошими друзьями: иногда ходили вместе выпить или на футбол, однажды Гранин даже вытащил коллегу на соревнования по спортивному ориентированию – после чего зарёкся это делать повторно, – изредка оставались друг у друга ночевать, если не было сил тащиться в свой конец города. В общем, его отношения с Пашей были практически такими же, как с тем же Майским, Лисицыным или Шустовым, вот только Данилов что-то не припоминал, чтобы о Майском, Лисицыне или Шустове он думал так часто и много. Непроизвольно, не специально, просто так получалось. Но так и не надумав ничего конкретного, он решил не заострять своё внимание на странном факте и спокойно жить дальше, продолжать работать с Граниным, порой посещая вместе с ним питейные заведения.
«Уж не влюбился ли ты часом?» – весело заметила на новогоднем корпоративе проницательная и уже слегка нетрезвая Власова. – «Хватит глазеть, Стёпка. Действуй!»
В ответ на его ошарашенный взгляд, Рита только пожала плечами и долила ему виски в стакан:
«Я же вижу, как ты на неё смотришь. Если ничего не предпримешь, её у тебя Тихонов уведёт».
«На кого…смотрю?» – недоумённо уточнил Данилов.
«На Оксану. На кого же ещё? И не отнекивайся даже».
Она качнула головой, указывая на центр комнаты, поднялась и ушла, хлопнув его по плечу.
Степан с отставанием в несколько секунд завороженно покивал ушедшей коллеге, повернулся и только сейчас посмотрел на Амелину. Она танцевала с Павлом.
И даже этот эпизод он проигнорировал, решив не нарушать спокойное течение жизни домыслами Власовой. Она ошиблась, и вовсе он не был влюблён…в Амелину, по крайней мере.
Но последние дни в хлам разметали всё напускное спокойствие в отношении Гранина.
Начиная с сегодняшнего утра Данилов успел прочувствовать, как может быть без него, и совершенно чётко осознал, что он без него уже не сможет.
И сам он дурак, если и сейчас не понимает, что всё это значит.
Капитан Данилов дураком себя не считал.

***
Торжественная встреча в ФЭС была организована по высшему разряду. Ковровую дорожку, наверняка, просто не успели погладить, только поэтому её не наблюдалось в пределах видимости.
От Валиного нашатыря Гранин живо обрёл возможность реагировать на происходящее и мыслить почти ясно. О чём можно было судить из его истовых обещаний пройти любые процедуры, только бы она не отправила его к Борису. Получив клятвенное заверение в личном участии Антоновой в его судьбе, он безропотно дал себя увести в её владения.
Предоставленный себе Данилов наконец получил возможность умыться и выпить кофе.
– Стёпа, тебя Рогозина вызывает, – нарушила буфетную идиллию Амелина. – Ты как?
– Спасибо, Ксюш, уже иду.
Галина Николаевна тоже выглядела уставшей, как и все в ФЭС в последние дни, но спокойной и расслабленной, ввиду полученных обнадёживающих вестей от Вали из морга, какой бы странной ни казалась эта фраза. Пересказом подробностей Рогозина мучить не стала, ограничившись общим отчётом по проведённой операции. Попросила за завтрашний день составить письменный рапорт и по причине позднего времени отпустила домой.
Данилов поблагодарил начальницу и искренне обрадовался перспективе, но проходя мимо вотчины Антоновой, пройти совсем уж мимо не смог.
Он толкнул дверь и остановился на пороге, наблюдая безмятежную картину:
Валя, ловко бинтуя запястья, ласково ворковала над разомлевшим, приведенным в порядок Граниным, который сидел каталке под стенкой, прикрыв глаза и умиротворённо улыбаясь. Что делало честь его силе духа, потому что поводов для веселья было маловато: грудь, бока и руки – сейчас не скрытые рубашкой, ввиду проводимых процедур – то там, то тут были покрыты гематомами и ссадинами, повсюду виднелись куски пластыря, фиксатор на правом плече, перебинтованные запястья.
– Всё, я закончила. До завтра не мочить, плечо не напрягать. Завтра покажешься. Проходи, Стёпа, – последнее Антонова адресовала уже Данилову.
Гранин попытался сесть ровнее, болезненно скривившись при этом.
– Валюш, ты волшебница. Дай я тебя поцелую.
Валя склонила голову к плечу и взъерошила ему волосы.
– Не я тебя два дня по всему городу искала и из подвала вытаскивала, не меня целуй.
Повисшее неловкое молчание было настолько явным, будто знак паузы, нарисованный на нотном стане.
– Я пойду обрадую Галину Николаевну, – первой отмерла Антонова. –Вернусь через пятнадцать минут, и вас здесь быть уже не должно. Ясно?
– Так точно! – залихватски козырнул левой рукой Гранин.
– К пустой голове не прикладывают. Хотя, она у тебя и так… – махнула рукой Валя и уже взялась за ручку двери, но остановилась, на секунду замявшись:
– Стёпа, я подозреваю у него подвывих плеча. Аккуратней, пожалуйста.
Данилов ещё не успел осмыслить сказанное, как их добрый патологоанатом уже скрылась за дверью.
Степан вопросительно посмотрел ей вслед и повернулся к напарнику:
– Ты как?
– Как дурак, – усмехнулся Гранин и вновь облокотился на стену, задев затылком выключатель. Кромешная тьма не наступила только благодаря подсветке холодильников с реагентами и вытяжных шкафов, а также включённому негатоскопу и монитору. Погружённый в синеватый полумрак морг – зрелище не для слабонервных.
Данилов подошёл ближе, почти вплотную к каталке, на которой сидел Гранин, чтобы лучше видеть его в темноте.
– Дурак, как он есть. Посмотри на себя теперь. Это ты ещё легко отделался.
– Ничего, на войне было страшнее, – повторился Павел.
– Потому что там были ваххабиты? – улыбнулся Степан.
– Потому что там тебя не было, и никто вот так за мной не приходил, – совершенно серьёзно ответил Гранин, и желание веселиться сразу пропало.
Данилов разом вспомнил всё: размышления последних месяцев, звонок Рогозиной позавчера ночью, эмоции последних двух дней, чувства, которые испытал в том подвале, убедившись, что напарник жив. Кажется, нервное напряжение до конца отпустило только сейчас. Парадокс, но только увидев Пашу здесь, в умелых руках Валентины, он в полной мере осознал, что всё закончилось.
Степан шагнул ещё ближе, упираясь бедром в край каталки. Дальше идти некуда. Он невесомо провёл пальцами по шершавой ткани бинтов на руках Гранина, и поднял взгляд, всматриваясь в беспроглядно чёрные глаза. Была не была, если Рогозиной придётся выписывать больничные, то пусть сразу оптом. Ещё секунда, чтобы одуматься, ещё один вздох, чтобы понять, что думать уже слишком поздно, и он склонился, целуя разбитые Пашины губы. А вот про выдох вспомнить уже недосуг, потому что Паша справился с первым шоком практически моментально, и сразу же ответил.
Данилов коснулся его здорового плеча, Гранин довольно хмыкнул и сам углубил поцелуй. И всё, что находилось вокруг, как-то сразу потерялось и пропало в совершенно новых чувствах и ощущениях. Ровно до тех пор, пока жестокая реальность не вернула их обратно весьма негуманным способом. Степан всё же задел какую-то особо болезненную ссадину, и Паша отстранился, шипя и морщась, прижимая тыльную сторону ладони к губам.
– Прости, – Данилов сам не был уверен, за что именно он извинялся. – Ты не свернёшь мне челюсть и не сломаешь нос? Почему?
– И ты ещё меня дураком называл? Потому что, – Паша просто пожал плечами, страдальчески улыбнулся и коснулся пальцами эмблемы ФЭС на форменном свитере Данилова.
Степан осторожно прижал к своей груди его повреждённые запястья и снова поцеловал, на этот раз аккуратно и легко. «Потому что»? Наверное, сейчас это был самый исчерпывающий ответ, который действительно всё объяснял.
– Зачем ты туда полез? – снова вспомнил он, когда дотронувшись до обнажённой спины Гранина, который всё ещё не надел рубашку, наткнулся пальцами на полоску пластыря. – Знаешь, что тут было? Если я тебе сейчас голову оторву, Галина Николаевна меня оправдает.
– Не оправдает. Статья сто пятая Уголовного кодекса Российской Федерации. Умышленное причинение смерти другому человеку. От шести до пятнадцати лет.
– Ну мы юрфаков-то не заканчивали. У нас всё по-простому, от души
Гранин рассмеялся, положил ладонь здоровой руки ему на поясницу и подался ближе, снова втягивая в поцелуй.
Где-то вдалеке притихшего на вечер офиса хлопнула дверь.
– Пошли отсюда, – прошептал Данилов, прижимаясь губами к его виску. – Отвезу тебя домой.
– Отвези, – согласился Паша. – И знаешь…вряд ли я и завтра смогу сесть за руль. Заедешь утром?
– Ты завтра на работу собрался? Галина Николаевна разве, тебе отгул не дала?
– Дала, и не один, – подтвердил Гранин и вымучено поморщился, медленно и неряшливо натягивая рубашку поверх фиксатора на плече. – Но дело-то ещё не закончено. Родина ждать не может.
Данилов согласно кивнул и придержал перед ним дверь. Родина ждать не может, а вот он подождёт. Всё ещё впереди.
Кажется, время на их стороне.

@темы: Данилов/Гранин

---

[stasiaxxm]

Хочу напомнить всем выжившим - что переезд соо не за горами!!!

---

ВСЕМ! ВСЕМ!! ВСЕМ!!!

[stasiaxxm]

СРОЧНОЕ ЗАДАНИЕ; ОТМЕТИТСЯ ПОД ЭТОЙ ЗАПИСЬЮ — КТО ЖИВ, И ДО СИХ ПОР АКТИВЕН В СОО! ЗАДАНИЕ ПРИШЛО ОТ АДМИНА!!!

запись создана: 29.09.2015 в 21:12

---

По серии №1217 "Двойное прикрытие"

[Marie_Zv]

Название: Двойное прикрытие
Автор: Marie_Zv
Персонажи: Рогозина, Майский, Котов, Тихонов, Амелина
Пейринг: Майский/Тихонов
Описание: серия №1217. Нарезка.

@темы: Майский/Тихонов, клип

---

Рассвет-ближе, чем кажется. А ты-намного сильней

[ArztinAsche]

Фандом: След
Основные персонажи: Константин Котов , Константин Лисицын
Пейринг или персонажи: Лисицын/ Котов (Данилов/Гранин подразумеваются моим больным воображением)
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Романтика, ER (Established Relationship)
Предупреждения: OOC
Размер: Миди, 13 страниц
Описание:
О сделанном выборе, принятых решениях, и данных ответах. Таймлайн вокруг да около серии № 267 «Снеговик»: по воле нелепой случайности, капитана Котова задели шприцем, на игле которого кровь пациента, больного СПИДом. Двум оперуполномоченным предстоит проверить на прочность свои нервы и отношения.

Посвящение:
Любимому сериалу, который поддерживал и успокаивал меня на больничной койке в постоперационный период. Видимо, именно тогда, расширенным после наркоза сознанием, я и смогла разглядеть новый пейринг, который игнорировала до этого, уже имея в запасе одно ОТП.
Посвящается новому сезону «Следа» и стартовавшему регулярному чемпионату Континентальной хоккейной лиги, сезона 15/16.
Публикация на других ресурсах:
Да, пожалуйста) Только с копирайтом и ссыль пришлите!
Примечания автора:
Все события и персонажи вымышленные и любые совпадения с реальностью случайны.Прав на героев не имею, ни на какую выгоду, помимо морального удовлетворения, не рассчитываю

часть 1

– Он что, блефует?
Застать капитана Котова Константина Сергеевича врасплох редко у кого получалось, но психиатр, – а по совместительству подозреваемый в убийстве – Олег Горский с этой задачей справился неожиданно талантливо и даже с некой выдумкой. В самом деле, ну какое оружие может быть у врача в кабинете? Даже смешно. Но вот оказалось, что и врачи-психиатры хранят козыри в рукаве, вернее –шприцы в кармане.
– Нет, это шприц, которым я делала укол пациенту Потапову, –милая и привлекательная медсестра Таня сейчас цветом лица не отличалась от своего халата, – а он болен СПИДом. Потапов болен.
Котов устало вздохнул, чувствуя, как игла упомянутого шприца неприятно упирается в шею и ободряюще улыбнулся медсестре.
– Жаль.
На то, чтобы вывернуться из неуверенного отчаянного докторского захвата, перехватить руку, заломить за спину и проследить, чтобы лицо эскулапа повстречалось со столешницей, ушли считанные секунды –сознание даже не попыталось отразить последовательность действий, тело знает и помнит всё лучше.
– Знаешь,Горский, мне уже порядком надоела твоя интеллигентская рефлексия. Не убедительно как- то. Поехали, я найду тебе того, кто с удовольствием послушает твой рассказ, – Котов еще раз, для профилактики, встряхнул безвольно распластанного по столу психиатра и снова улыбнулся Тане. Девушка, видно, впечатлительная, смотрела на бравого капитана огромными бездонными глазами, а на самой лица нет.

Единственная мысль сейчас – он успеет домой до утра, и их долгожданный выходной в кои-то веки станет совместным. Дело оказалось совсем несложным и наконец закончилось. И если Лисицын ещё не спит...
– У Вас кровь...на шее.
Костя не сразу понял, о чём она, даже пристально посмотрел на арестованного – не перегнул ли в запале с применением силы, – но на лице испуганного врача не заметно ни ссадины, ведь Котов профессионал. А вот на пальцах капитана, которые коснулись шеи в том месте, куда минуту назад так неприятно давила игла шприца, кровь была. Значит...
Котов размазал кровь между пальцев и недоверчиво посмотрел на медсестру, словно она прямо сейчас должна была уладить все проблемы. Но она ничего не делала, только смотрела ошалело, зажав ладошкой рот.
– Глупо, – вздыхает капитан и ведёт задержанного на выход.

***
Чем больше город, тем сильнее одиночество. А это же самый большой город. Москва – город работы, одиночества, и устоявшихся порядков. Ещё Чаадаев говорил, что в Москве каждого иностранца водят смотреть большую пушку и большой колокол. Пушку, из которой стрелять нельзя, и колокол, который свалился прежде, чем звонил. Видимо, всему виной своеобразное чувство юмора, которое сформировалось из этого самого настоянного одиночества: полынно-горькое и частенько совершенно невесёлое. От вязкой смеси шумной многолюдности и гулкого одиночества порой звенит в ушах и болезненно сводит скулы. И не стоит думать, что от этого можно спастись в бесконечных посиделках или телефонных звонках. Тут обманчиво и двулико всё, даже они.

Антонова звонит перед рассветом, в тот час, когда оконечье горизонта только начинает намечаться, и даже через крепкий сон приходит эфемерное ощущение того, что спать осталось недолго. Не то чтобы майор ФЭС Лисицын Константин Львович слишком дорожил этими часами сна, но, с другой стороны, чем ещё заниматься в такой час человеку в свой единственный выходной, оставшись дома в гордом одиночестве. Однако, привычка, выработанная годами, сработала безукоризненно и в этот раз: просыпаться майор умел за секунды. Особенно, когда звонили с работы, особенно – в такое время.

– Валя, доброе утро. Что у вас? Вызов? Где?
– Я разбудила тебя?
– Нет, Валюш, что ты? В такое-то время и спать? Я уже и печь растопил, и сани заложил, – он пытается шутить, несмотря на то, что внутренне собрался, готовясь узнать неприятные новости.
– Костенька, ты только не волнуйся. Доброе утро, кстати. Котов у меня, – Антонова резко выдыхает и молчит, давая время осмыслить информацию.
Он резко садится на кровати и периферический край сознания непроизвольно и профессионально фиксирует, как черничные предрассветные сумерки за окном размашисто расчерчивает киноварно-красная линия горизонта. По всем признакам время спокойствия и умиротворенности заканчивалось, уступая место новому дню с его суетой и проблемами.
– Валя, что значит " у тебя"? – ответ очевиден, но уточнить никогда не помешает. Тем более что пауза и так затянулась, надо было что- то говорить, а в голове никаких мыслей. Хотелось сказать, что она ошибается, что Котов никак не может быть сейчас в ФЭС, потому что он... но ведь она права. Со вчерашнего выезда майор его так и не дождался и сейчас дома пребывал абсолютно один.
– У меня в мор...Костя, с ним все хорошо, ты не переживай. Мне просто нужно некоторые анализы у него взять и я его сразу отпущу. Тут просто, понимаешь, на задержании инцидент произошел и он... его...

Сбивчивый рассказ Антоновой о ночном происшествии он слушает безмолвно, невнимательно, улавливая только ключевые повороты. Что-то горячее, тягучее подступает к горлу, не даёт сделать вдох. Сжимая в кулак неожиданно ледяные пальцы, он сосредотачивается на голосе в трубке. Валентина, Валя, Валюша, их спасительница и добрый доктор ФЭС. Казалось, что не было такого сотрудника экспертной службы, которому этот синеглазый ангел- хранитель не помог бы хоть раз. Она находила выходы из самых безвыходных ситуаций, в медицинских вопросах ей не было равных. В самом деле, не пойдешь же к Рогозиной, если тебя собака покусала или подозреваемый, такое тоже случалось. Своих пациентов Валентина всегда окружала максимальной заботой и участием, стараясь находиться рядом каждую минуту. И что с того, что ты лежишь в морге?! Зато на мягкой подушке и твоя жизнь и здоровье в самых надежных руках. Как бы абсурдно не звучало, но попадая в ее вотчину, становилось как- то спокойнее, приходила уверенность, что теперь точно все будет хорошо. К Антоновой можно было прийти с любыми вопросами и проблемами, а уйти с готовым ответом и решением. И за что этому прелестному созданию с невероятно большим, добрым и любящим сердцем, – все сотрудники ФЭС уже знали, что любое – от котенка до петуха– животное, хоть как- то замешанное в деле и попавшее в офис, с вероятностью 95% обреталось на территории подконтрольной Валентине, – всегда доставалась роль гонца, приносящего дурные вести, Лисицын понять не мог. Валя старалась никогда не беспокоить никого просто так, поэтому звонки от нее в такое время заведомо не несли ничего хорошего. А учитывая деятельную натуру его напарника, получать подобные известия от Антоновой становилось дурной закономерностью. И даже в эти моменты поражала её способность сгладить первое впечатление от новости, успокоить, вернуть мысли в логическое русло. Хотя её "ты только не волнуйся" обычно означало, что волноваться нужно начинать немедленно и очень сильно. Еще свежо в памяти ее последнее: «Котов на выезде порезался об шкатулку, есть вероятность, что в его крови быстродействующий яд, который мы пока не можем определить. Но мы работаем, несколько часов у нас есть. Кость, ты только не волнуйся, но может тебе бы приехать, а?». И вот теперь это.
– Костя. Костенька, чего ты молчишь? Лисицын!

Город затаился на излёте ночи, всё ещё тёмный, холодный. Во тьме ничего ещё нельзя было разглядеть, лишь неясные силуэты соседних домов в предрассветной мгле. Их еле-еле высвечивала пока ещё блеклая, но уже разгорающаяся полоска зари. На мгновение, всего на одно обжигающе-ледяное мгновение, ему становится по-настоящему страшно и холодно, будто сам он находится там, под этим мартовским рассветом, от яркости которого москвичам, за зиму отвыкшим от красок, до слёз режет глаза. Или же встающее солнце, начавшее обозначаться над горизонтом, тут не при чём?

– Валюш, когда он будет дома? – голос приглушённый, плохо слушается и какой-то ослабленный, словно горло что-то сдавило и продолжает затягиваться сильнее.
– А мы почти закончили, Костенька, сейчас отпускаю.
– Спасибо тебе.
Лисицын сам не знает, за что благодарит. Наверное, за то, что услышать такое не от нее было бы еще сложнее.


--------
Котов появляется дома, когда солнце уже в полную силу радовало продрогший город, а чайник на кухне закипал раз, наверное, в пятый.
– Доброе утро, – Лисицын выходит в прихожую, наблюдая, как Костя снимает куртку, стараясь избежать зрительного контакта. – Как дело? Закончили?
– Привет, – капитан наконец справился с верхней одеждой и прошел на кухню так и не взглянув на него, – Да, взяли гада. Горский. Как мы и думали.
– Поздравляю. Завтракать будешь?
– Знаешь, что-то не хочется, – Котов впервые поднимает глаза и как- то растеряно пожимает плечами. – Это из- за всей этой ночной беготни, наверное.
– Наверное, – к чему сейчас спорить? – Кофе?
– Вот кофе можно.
Кофе заваривается в молчании.
– Мне Валя звонила, – Лисицын не выдерживает первым.
– Ёшкин же кот! Работаем в секретном подразделении, а информация распространяется быстрее, чем на рынке! – Котов резко ставит чашку на стол и трёт переносицу. – Я бы тебе и сам всё рассказал в первую очередь.
– Не заводись, это я знаю, а она хотела как лучше. Переживает же.
Котов бурчит что- то нечленораздельное про благие намерения и преисподнюю, и углубляется в изучение рисунка на столешнице.
Сейчас светлый лоскуток пластыря на его смуглой коже особенно отчетливо бросается в глаза. За свою карьеру капитан Котов успел собрать на своем теле коллекцию разнообразных отметин и напоминаний о прошлых делах, но кто бы мог подумать, что незаметная царапина принесет с собой проблем больше, чем шальная пуля. Глупость какая. Константин осторожно, подушечкой большого пальца, касается тканевой поверхности пластыря, скрывающего досадный порез. Сопротивление не оказывается, поэтому он продолжает траекторию, уже касаясь крученого гайтана, на котором Костя носил нательный крест, уводящего под ворот рубашки.
– Что там про шрамы и мужчин говориться? На этот можешь не рассчитывать, тут даже следа не останется, – его пальцы прослеживают черную тесьму под воротник рубашки и замирают, коснувшись ключичной кости.
– Да не в следе дело, – раненый наконец отмирает, сбрасывая с себя задумчивое оцепенение и руку майора заодно. – Прекрати, в самом деле!
– Ну ладно, что сказали? Какие прогнозы? – Лисицын возвращает разговор в деловое русло, изо всех сил борясь с желанием продолжить прерванный сон выходного дня –теперь наконец не в одиночестве – дождался –, а обо всех недоразумения подумать после.
– Да не ясно пока ни хрена. Там же, понимаешь, срок должен пройти. А сейчас что- то определенное сказать... – Костя отодвигает от себя чашку и наконец говорит то, что обдумывал, наверное, до сих пор. – Я думаю, что на это время нам будет лучше разбежаться. Ну, временно, что ли, пока всё не выясниться, – Котов заметно напрягается под тяжелеющим взглядом майора, но всё же собирает в кулак офицерскую волю и заканчивает твердо и уверенно. – Пока диагноз неизвестен, тебе лучше не рисковать.
Выходной, говорите? Отоспаться? Видимо, где-то в параллельной вселенной. Лисицын около минуты переваривает поступившую информацию, потом отрывисто кивает и встает из- за стола.
– Ясно. А ну-ка пошли.
– Куда мы...- капитан хмурится, но послушно поднимается за ним.
– Иди- иди, давай, - Лисицын перебивает его, распахивая балконную дверь так, что она моментально встречается со стеной, и выходит. –Разбежаться? А что, неплохая идея! Можешь начинать. Тебе места- то хватит? Если нет, можешь начинать бежать из прихожей. Не передумал? Двенадцатый этаж всё-таки, – непроизвольно приходит мысль, что число двенадцать прочно обосновалось в его жизни: двенадцатый дом, двенадцатый этаж, Костя переехал к нему в декабре, – Я ведь могу и помочь, выкину тебя сейчас с этого балкона и всего делов. Заметь, безо всяких разбегов.
Котов замирает, придерживая ни в чем неповинную дверь, которая ни за что испытала на себе всю силу майорского гнева.
– Костя....
– Слушай, помолчи уж, не то я за себя не ручаюсь. Разбегаться он собрался! – окончание монолога, состоявшее сплошь из непечатных выражений, было трудно разобрать за попытками Лисицына прикурить. Не с первого раза, но всё же ему это удается. Котов не мешает– так и стоит, прислонившись к косяку балконной двери, наблюдая напряженную спину своего майора в этом беззаботно- морозном весеннем утреннем свете.
– Держи, – Лисицын не оборачиваясь протягивает ему открытую пачку.
– Кость, да я же не...
– Ты же не куришь, ага. Именно поэтому таинственным образом исчезает в два раза больше сигарет, чем выкуриваю я.
– Вот и живи с майором ФЭС. - пытается отшутиться Котов, выуживая сигарету из пачки и принимая зажигалку.
Его шутка остается неоцененной. Курят молча, долго и вдумчиво. Наблюдая, как утро окончательно набирает силу и охровое, какое бывает только ранней весной, солнце, отгоняя от себя предрассветные облака, готовится вытеснить остатки холодной ночи из всех дворов и подворотен Москвы.
– Седеешь, – Костя первым нарушает молчание, кончиками пальцев касаясь чужого виска.
– С тобой поседеешь, пожалуй! – Лисицын недовольно трясет головой, но тон его уже скорее уставший, чем угрожающий. Буря миновала, теперь можно разговаривать без опаски за собственное здоровье и целостность домашней утвари.
– Костя, пойми, – Котов еще раз затягивается и продолжает, обращаясь к затылку упрямца, – у СПИДа долгий инкубационный период, что- то около месяца. Только тогда можно будет провести окончательные анализы и сказать точно, заразился ли я. Мне Белозёров объяснил.
– Месяц! – нервно фыркает Лисицын – Так ведь и с ума можно сойти от ожидания. Ты же себе все кости пережуёшь. Мне, впрочем, тоже. Ну ладно, и что наши умники в конторе предлагают? – он наконец- то тушит сигарету в пепельнице и поворачивается к собеседнику лицом.
– Гранин предложил этого Горского....ну-у, при попытке к бегству, – Котов криво усмехается, однако майора, отчего-то, это предложение искренне веселит.
– Слушай, а Пашка-то наш страшный человек, оказывается! А безопасно оставлять с ним Данилова наедине долгими холодными зимними ночами? Наше ведомство однажды скоропостижно не лишится отличного опера? Но его идею с психиатром я поддерживаю, если что, –он смотрит с улыбкой, прислонясь спиной к перилам балкона.
– Вот уж тёмными холодными ночами Данилову точно ничего не грозит, кроме, конечно, неуёмного энтузиазма Гранина, за него не переживай. Но если положение станет слишком угрожающим, Степан хорошо стреляет, – веселье, кажется, передаётся и Котову.
– Ну, допустим, что у Гранина только радикальные методы, с которыми, кстати, я согласен, а ещё предложения будут? Что Антонова говорит?
– Ничего конкретного, – капитан косится на собеседника и достаёт из пачки еще одну сигарету. – Взяла кровь на анализ, успокоила, сказала, что возможность заражения не так уж и высока, вколола что - то и пообещала, что они с Ромашиным найдут способ сократить время ожидания результатов.
– Она тебя снова уложила с комфортом в морге на каталочку с подушечкой? Карту постоянного посетителя не выдала ещё? – Котов не спорит, когда на его запястье сжимаются пальцы, и позволяет притянуть себя ближе. – И вообще тебе не кажется, что мало оптимистичного в том, что твоим делом занимаются два патологоанатома? – другая рука майора ложится на плечи и по инерции есть только один путь – вперёд, ближе к родному надёжному плечу, до упора.
– Костя, да что ты....я же говорю, что месяц...я же о тебе…Пусти! – запоздалые попытки отстраниться и вырваться из объятий удаются из рук вон плохо.
– А ну успокойся. – Лисицын обнимает ещё крепче. – Если Валя взялась за дело, значит, все будет хорошо. Я уверен. Помнишь то дело с поклонницей, которая тебя подставляла из- за большой любви к тебе же, как её там было...?
– Прохорова. Наташа. – Котов вроде и нехотя, но сдаётся, прижимаясь лбом к плечу напарника.
– Она самая. Помнишь, в ФЭС тебя подозревали и проверяли, а я тогда сразу Галине Николаевне сказал, что уверен в тебе и готов поручиться чем угодно. Вот и сейчас....Я уверен, знаю, что всё хорошо.
– Мне бы твою уверенность, – Котов недовольно супится и всё-таки отстраняется. – Слушай, надо бы сестре сообщить в Тюмень, и маме.... – он тяжело вздыхает,- она же у меня сердечница, как бы ей так поаккуратней-то...
– Да что ж такое? – майор в сердцах огрел перила кулаком, – О чём сообщать, Костя? Себя изводишь, меня, так хоть Софью Михайловну пожалей. Сообщить! Это ж додуматься надо было до такого! – Лисицын не выдерживает и, чувствуя, что сейчас сорвется, закуривает снова. – Значит, слушай меня. Ты сейчас же выбрасываешь упаднические мысли из головы. Это был досадный рабочий момент, но не более. Мы спокойно ждём результатов от Антоновой и Ромашина – уверен, они что-то придумают и очень скоро. Ты больше ни разу не пытаешься заикнуться про "нам надо разбежаться" и не трогаешь маму. И вообще сейчас мы идём, и ложимся, потому что выходной уже начался, завтра на работу, а я даже поспать нормально не успел. Все понятно?
– Так точно, – Котов тушит сигарету и очень серьезно смотрит в глаза майору, как сканером в душу, но тот встречает взгляд - и держит, сколько может.
– Серьезно? Что, так просто? Ты интеллигент, офицер в третьем поколении, и даже не попытаешься отстоять свою точку зрения? Правда, никаких возражений? – Константин не жалуется, просто привык за несколько лет совместного проживания к непростому характеру своего капитана, и приготовился к длительной перепалке, а теперь откровенно недоумевал. Но Котов на удивление собран и спокоен.
– Никаких. Я офицер в третьем поколении, и приказы старших по званию не оспариваю. Майор тут ты.
– Господи, Костя! - Лисицын не выдерживает, и, выбросив недокуренную сигарету прямо через перила, сгребает потомственного офицера в охапку, до судороги в пальцах сжимая его плечи, сминая форменный свитер – Да при чем тут........Всё будет хорошо, понял? Все будет хорошо, Костя!
И Котов верит. Он не то чтобы полностью разделяет оптимистичную уверенность старшего по званию, но у него закончились аргументы.
– Спать пошли, – раз уж приказы не оспариваются, то грех не воспользоваться.
– Кажется, я испортил тебе выходной, – Костя не спешит отстраняться, гася болезненный липкий жар нервного напряжения этой ночи исцеляющим контрастом морозного утра и тёплых рук, обнимающих его за плечи.
– Загубил к чёртовой матери, зато невероятно разнообразил мои рабочие будни и жизнь в целом. Идем уже, не май месяц тут стоять.

А еще Котов действительно хочет спать, поэтому он прекращает сопротивление, больше не спорит, и наконец- то отвечает на поцелуй.

часть 2

– В рубашке наш Котов родился, – звонил, конечно же, Ромашин. Сообщать хорошие новости доверяли и ему, – Горский этот его не тем шприцом уколол, представляешь? Перепутал впопыхах.
– Что и требовалось, – Константин невнимательно слушает дальнейшие восторженные разглагольствования патологоанатома, в очередной раз убедившись в силе собственной интуиции. Хорошо, что Белозёров сообразил первым и подал Вале идею проверить сам шприц, а не кровь Котова, иначе месяца капитанского сплина и меланхолии было бы не избежать. Сам виновник на выезде, ему можно сообщить позже, а пока– кофе.

Лисицын никуда особо не торопится, до конца смены еще пара часов, именно поэтому он становится легкой добычей. Его запястье оказывается в надежном захвате, инстинктивное движение плеча профессионально блокируется, а через мгновение его втаскивают в тёмное помещение и захлопывают дверь, перекрывая тем самым пути к отступлению. Если бы майор безошибочно не опознал "нападавшего", то кому-то бы натурально не поздоровилось – боевое прошлое отточило инстинкты до предела–, но эту надежную хватку сильных рук он не спутает с любой другой, пусть даже на идентификацию всего несколько мгновений. И потом, грубо прижать к стене–это еще похоже на захват, но вряд ли кто-то покушающийся на его жизнь, сразу после этого стал бы его целовать. Как-то не встречались ему до сих пор злоумышленники с таким экстравагантным почерком работы.
– Костя, Ромашин звонил, – пользуясь званием, Лисицын между поцелуями пытался вернуть себе хотя бы видимость контроля над ситуацией, что было сделать непросто, ибо в этом помещении с видимостью как таковой были проблемы в принципе.
–Знаю, мне тоже звонил, – Котов бесцеремонно избавляется от пиджака несопротивляющегося напарника.
– Хорошо, что они нашли более быстрый способ диагностики, и двух дней не прошло. Кстати, мне кажется, что кто-то собирался выжидать месяц, – насмешливо напоминает Константин, отмечая, что его галстук постигла участь пиджака.
Посягательства на его собственность закончились на первой же расстегнутой пуговице рубашки. Теперь, поймав в темноте чужие запястья и прижимая горячие ладони к своей груди, Лисицын смог осмотреться и понять где находится. Помещение за зеркалом Гезелла в допросной, само по себе не предполагающее наличие освещения, а если свет погасить в самой допросной, то темнота становилась практически идеальной.

Раньше он думал, что несдержанность– это черта капитанов – некая доля экстрима в отношениях Гранина и Данилова тому доказательство–, а вот руководитель выездной группы, старший оперуполномоченный должен как-то сохранять ум холодным, что ли, но сейчас он плевать на это хотел и грубо сорвав опостылевший за эти дни пластырь, касается губами отметины на шее, которая скорее угадывается, чем чувствуется, а вот лихорадочно бьющийся пульс ощущается отчетливо. Костя кладёт руку ему на шею, заставляет поднять голову, целует властно и нетерпеливо, узел его галстука не поддаётся непослушным пальцам майора. В этой какой-то первозданной тьме и тишине почти не вериться, что за стеной существуют коридоры и кабинеты, где горит свет, шуршат бумаги, работает техника. Неожиданно именно эта мысль отрезвляет и останавливает.

– Кость, еще полтора часа до конца смены и едем домой. Офис как- то не настраивает на романтический лад, ходят тут всякие.
– Кому тут ходить? Из наших только Валя и Галина Николаевна остались, – Котов хоть и пытается спорить, но всё же пиджак возвращает.
– Ну как знать, – Лисицын уже начинает жалеть о дурацкой привычке всё контролировать и вновь притягивает Костю к себе, –вдруг им срочно понадобиться допросная.
– В одиннадцать вечера?
– Бывают же неотложные дела.
Ему не отвечают, его вновь целуют.
– Костя, – Лисицын перехватывает ладонь напарника на своем боку и порывисто прижимает его к себе, – я же говорил, что все будет хорошо? Надеюсь, теперь ты перестанешь оспаривать мнение старших по званию?
– На себя, товарищ майор, намекаете?
– В основном.
– Так точно.
– То-то же и оно.
Время у них пока есть, и целуя Котова, который впервые за последние дни не оказывал сопротивления, а с готовностью отвечает, перехватывая инициативу и навязывая собственный энтузиазм, Константин был невероятно благодарен судьбе за то, что она оказалась на их стороне и в этот раз.

****
Вечера коварны. Почему это до сих пор не «отлито в граните»? Ещё какие-нибудь несколько часов назад там, в темноте рабочего помещения за допросной, казалось, что это лучший вечер за последнее время, но вот щёлкает меняясь что-то незримое и последние полчаса Лисицын наслаждается капитанским упрямством в полной мере. И началось-то всё с пустяка. Стоило только вскользь заметить, что лучше было бы пахнуть гарью и выездом, но доехать до дома, чем идти в душ в конторе, а теперь курить в окно с мокрой головой, как успокоившийся, окончательно взявший себя в руки Котов тут же начал проводить воспитательную работу среди некоторых несознательных майоров, которые «сами совершенно не думают о последствиях» и вообще «крайне безответственно себя ведут, игнорируя прямую опасность жизни и здоровью». Цитировалось почти дословно, хотя Константин и старался не особо вслушиваться в текст нравоучительной лекции, давая Котову возможность высказаться и сесть на любимого семейного конька – учить окружающих уму-разуму– этого у него и его матушки было не отнять–, а теперь воочию наблюдал последствия своего нераскаяния и наплевательского отношения к лекции. Увидев, что его наставления не принимаются всерьёз, Костя замолчал и до самого дома они ехали уже в полной тишине. А уже там, так же молча, он просто прошёл в спальню, включил один из матчей Суперсерии семьдесят второго года, – раньше, чем Лисицын успел хотя бы чайник поставить и из душа выйти, – и теперь непримиримо смотрел хоккей, не отрываясь от экрана.

За последние несколько лет майор чётко усвоил правило: просмотр хоккея вечером вне рамок регулярных чемпионатов– признак того, что у капитана плохое настроение, пересматривание же Суперсерии семьдесят второго –признак того, что надо успеть найти укрытие перед бурей и желательно застраховать его.

– Костя, – тихо зовёт Лисицын, покидая наконец свой наблюдательный пост у дверного косяка, – я там уже устал чайник по третьему кругу ставить. Идём?
Ответом – бодрый голос комментатора, с искренней радостью сообщающий о том, что благодаря передаче Петрова сборная СССР смогла открыть счёт. Молодцы, им трудности нипочём. Вот и ему сейчас…Отступать не хотелось, да и некуда было. Он опускается на край застеленной кровати.
– Ну, правда, Котов, ты который раз Суперсерию смотришь? Пятый? Шестой? Думаешь, что в этот раз по-другому сыграют? Пошли чаю попьём или пожрём чего, не пропустишь ты тут ничего важного.
– А вдруг? – у Кости непривычная, натянуто-ироничная интонация и всё ещё прикованный к экрану взгляд. – Года идут, знаешь ли. Вдруг, они всё переосмыслили.
От пережитого, тяжёлой смены, усталости, – но больше от закипающего внутри раздражения, – подрагивают пальцы и очень не хватает сигарет.
– Значит, мы не закончили? Ну, давай поговорим. Я готов конструктивно обсудить всё, если обещаешь не препарировать в сотый раз очевидные факты.
К изголовью укладываются ещё несколько подушек, и Лисицын ложится рядом с непреклонным капитаном. Молчание и непоколебимость.
–Какая игра?
Колкое напряжение хоть и выстужало воздух спальни, но в нём, – как в озоновом слое, – уже начинали появлялись дыры и бреши.
– Пятая, – затянутый, щедро приправленный раздражением, настоянный на вспыльчивом характере, но всё-таки ответ. – Сентябрь. Первая в Москве.
Хоть что-то, если разговаривать с ним не будут, то хоть матч можно посмотреть, ближе к концу там как раз самое интересное начнётся. Он скрещивает руки на груди и чуть склоняет вбок голову.
– Ух, смотри, как они Кларка обвели, да? Давайте, ребята!
– Нет, ты просто объясни, ты начнёшь думать когда-то? Тебе всё шутки, Константин? – ого, обращение «Константин» обычно означало, что даже если убежище перед бурей ты застраховал, то всё равно не по тому полису, – Неуязвимый майор у нас всегда на высоте и всё ему нипочём, да? Вот в этот раз всё было действительно серьёзно, и вместо того, чтобы рассудить здраво, ты … – что ж, видимо, сегодня как-то без хоккея – разговору быть, –…головотяпство это твоё, Лисицын, мне уже поперёк горла. Ты хоть начинай думать головой иногда, прежде чем эту самую голову подставлять. Со мной или без меня, но ты-то…

Ах, вон оно что-о? А он-то всё думал – и не надумал. Ну, тут просто, даже речь продумывать не нужно. Что продумывать, когда это прописная истина, когда единственная постоянная, всегда неизменная, когда ответ был готов годы назад? Аксиомы всегда коротки и доказательств не требуют.
– А уже не получится, Костя, – Лисицын спокойно – даже чрезмерно– поясняет основную константу в своей жизни. – _Без_ не получится. Уже нет. Уже давно как нет, Костя-я. Поэтому у моей головы вариантов было и будет немного.
Вот и весь спич. Теперь только наблюдать за капитуляцией по всем фронтам. У Котова впервые за последнее время не хватает слов, –да что там слов?! воздуха не хватает, – от инстинктивного вдоха заметно вздрагивают крылья носа.
Тишина всего на несколько мгновений, но за это время в прохладной спальне становится абсолютно нечем дышать. Как странно… когда это формировалось внутри, в мыслях, смешивалось с кровью, то казалось таким простым, привычным, обыденным и ежедневным, но оказавшись высказанным вслух, увеличилось до гигантских размеров, заполнило всё пространство, – не щадя ни говорившего, ни того, для кого предназначалось–, вытесняло воздух, ложилось на плечи, связывало по рукам. Даже звук телевизора больше не доносился, возможно, потому, что матч больше никто не смотрел.
– Костя, – Котов смотрит цепко-растерянно, одновременно силясь понять и опровергнуть, предоставить факты, отыскать доказательства того, что майор погорячился. – Что давно? Не так уж и…
–Помнишь четвёртый курс академии? Я как-то рассказывал Власовой ту историю с охмурением твоей барышни, она от души посмеялась. Вот, наверное, тогда я начинал понимать, что уже не смогу без.
– То есть именно по причине твоих возвышенных чувств моя девушка пошла тогда на свидание с тобой?

Плох тот оперативник, которого легко вывести из равновесия и лишить возможности рассуждать трезво. Котов хороший оперативник.

–Конечно, – Константин позволяет себе улыбнуться и пожать плечами. – чтобы тебе неповадно было. Нужно было действовать быстро, а что я ещё мог в той ситуации?
– Быстро действовать, говоришь? Ну да, быстро действовать –это хорошо, это правильно, – Котов _очень_ хороший оперативник. – поэтому объясняться ты пришёл только через столько лет спустя, когда мы уже перешли в ФЭС, а я, к тому же, лежал в больнице с ножевым?
– А ты как думал? Нужно действовать быстро, но аккуратно. Правила оперативной работы помнишь ещё? Ты ж после наркоза был, так что возрастала вероятность того, что успею спастись бегством в случае чего. Фора, так сказать.
– А оказалось, что спасаться не пришлось.
– Не пришлось, – тихо отвечает Лисицын.

Котов не уточняет деталей и больше ничего не спрашивает – смотрит невозможно тёмными, как северное небо полярной ночью, глазами. Уже вспомнил, сопоставил, проанализировал. Поверил. Но чувствовать на себе его осязаемое, удушливое осознание, накатившее разом за все прошлые годы, нет никаких сил. Остаётся только подвинуться ближе, приподняться на локте, протянуть руку, разгладить морщинки задумчивости на лбу, провести невидимую линию от виска до уголка губ, остановиться, – ещё вопросы? возражения? нет? – склонить голову ниже, заменяя пальцы губами.
Ирреальное ощущение того, что всё хорошо, пьянит и обжигает, и вдруг становится невероятно важным растянуть его на максимально длительный промежуток времени. У Кости горячие руки, абсолютно нечитаемый взгляд и окончательно сбившееся дыхание. Он тянет майора на себя, не прерывая крепкий и пьяняще-терпкий, как выдержанный виски, поцелуй. А у Лисицына оглушающее бьётся сердце и срываются подрагивающие пальцы, когда он расстёгивает пуговицы чужой рубашки.

– Ты хоть вообще сказать-то собирался? – Котов фиксирует его лицо в ладонях и смотрит пристально снизу вверх. Не избежать.
– Сказать что? Что со времён академии уводил у тебя девушек не потому, что скотина или завидовал, а потому, что тебя, дурака, с ними видеть не мог? – Константин мягко освобождается из захвата и склоняется к капитанскому плечу, отводя рубашку и отмечая губами старый шрам от пулевого ранения, – свидетельство неуместной бравады того, кто и был им впоследствии награжден– по ключице переходя от него к бешено пульсирующей жилке на шее. Подаётся ближе, вжимается лбом в его висок, перехватывает запястье, переплетает их пальцы – Об этом сказать? Нет, не собирался. Ты же интеллигент в третьем поколении, ты бы и сам всё понял.

На затылок майора ложится широкая горячая ладонь, не отпуская, собирая в горсть волосы, ещё влажные после душа, не оставляя ни малейшего шанса отстраниться.

– А и я понял. Немного позже, правда.
– А сказать? – праведный гнев шумит прибоем где-то в глубине, там, где и хранятся воспоминания о тех временах.
– Сначала думал, что ошибаюсь, что я мог сказать? Потом тебя в горы за острыми ощущениями по контракту потянуло, потом мы пару лет не виделись, а потом уже в ФЭС, – Котов умолкает, удивляясь, что они ведут этот разговор именно сейчас, но его внимательно слушают, – в ФЭС я решил, что, наверное, не ошибался, но говорить что-то было уже не время.
– Это почему же? – разговор внезапно оказывается всё интереснее, и хоть сейчас не то, чтобы очень подходящий момент, но дослушать нужно. Тем более, когда бездарно молчали столько лет.
– Ты увлекся Юлей, –Костя сбавляет тон, отводит в сторону взгляд и ведёт рукой по спине напарника. – И... я решил, что ты собираешься жениться.
– Жениться?.. – ещё немного и программа, ответственная за логику в мозгу, окончательно полетит со всеми драйверами – Я?! На Соколовой?!..
– Почему нет? – Котов сердито передёрнул плечами. – Ты не можешь отрицать, что всё было очень на это похоже. Ну и куда уж тут я с разговорами?.
– А меня спросить не мог?! Она так-то отличный оперативник, надёжная, исполнительная, но жениться – это уже ни в какие ворота. Знаешь, я, наверное, с Майским на футбол больше ходить не буду, а то кто знает, что тебе ещё покажется. Женюсь я, видите ли! На Соколовой!..Ну знаешь ли…

И Лисицын задыхается то ли от возмущения, то ли от ярости следующего поцелуя. Этот поцелуй более осмысленный, глубокий. Неестественно неторопливый, сдерживаемый на самом краю обрыва, за которым уже нет места логике и рассудительности.

Окончательно решив вопрос с Костиной рубашкой, майор на секунду отвлекается, чтобы отправить её куда подальше, и лишь мельком бросает взгляд на экран. Второй номер?
– Костя, Гусев с подачи Харламова забил. Ничья.
– Знаю я, пять раз уже видел, – и капитан отводит с его лба упавшие взмокшие прядки.

Рассмеявшись, Лисицын выключает никому не интересный сейчас телевизор, и полностью переключает своё внимание. С каждым прикосновением дыхание только учащается, и вот уже на его обнажённых плечах до воспалённой боли сжимаются Костины пальцы, но он продолжает бездумно вычерчивать на горячей груди всё новые невидимые, но обжигающие узоры. Кончики пальцев сменяются губами, и наоборот, дыхание учащается, сердцебиение сбивается. И почему-то очень важно сейчас спросить. Не утерпеть.

– И как? Выиграют?
– Конечно, Кость, это же Сборная! – в самые губы, на выдохе.
Константин искренне улыбается в поцелуй, блаженно-яркий до исступления, и спортивная тема окончательно закрывается.

------
Предрассветный воздух ранней весны ещё по-зимнему хрустален и морозно-колок, но сейчас это даже приятно. Лисицын стоит на балконе, вот уже несколько минут задумчиво мучает пачку сигарет. Рассвет. Лазурная серость медленно, будто дорогим вином, наливается кармином. Недавно он видел один похожий. Хорошо, что сегодня не звонит Антонова. А Москва тем временем просыпается. Казалось, даже воздух её пропитался этим рассветом: морозный, колко-охровый, он оседает на дорогах и тротуарах, периллах и скамейках, домах и площадях, пробуждая спящий город от дрёмы зимних ночей. Чаяния москвичей, которых она любила и считала родными, передались и самой Москве. Всем своим существом, всеми проспектами и задворками, она стремилась к этой новой, ещё не проснувшейся, но уже приоткрывающей глаза весне.

Лисицын не видит сам горизонт, – на восточную сторону выходят окна спальни, так что восходящее солнце, скорее всего, сейчас мешает спать Косте, – зато видит, как рассветные лучи, огибая его дом, причудливо меняют окраску приземистого двухэтажного здания под номером девять по Спиридоновке, – что напротив через дорогу, – делая его из жёлтого каким-то медно-оранжевым, отражаются в окнах, порождая слепящие оранжевые блики, заливают растопленным сиеновым светом дворик генерального консульства Греции по соседству.

Он не реагирует на звук открываемой двери, не поворачивается и не говорит ничего даже тогда, когда Костя подходит вплотную, встаёт рядом и молча, больше не таясь, забирает у него из рук пачку сигарет, достаёт одну и так же молча возвращает владельцу.
– Что, утро красит нежным светом? – надо же, у кого-то с утра поэтическое настроение.
– Ага, только стен древнего Кремля отсюда не видать, – продолжает строчки старой песни Лисицын.
– Чтобы из окна стены Кремля видеть, надо в Мавзолее жить, – глубокомысленно замечает Котов.
– Типун тебе. И ты же куришь, кажется? – Константин бросает скептический взгляд, не сдерживая иронической ухмылки, и наконец сбрасывает морозное оцепенение, тоже подкуривая.
– Нет, конечно, не курю – в ответ тоже улыбка. – Свежо.
– Ещё бы не свежо, – на капитане кроме спортивных домашних штанов нет ничего, – ты бы оделся.
– Я закалённый.
– Ага, когда в ночь погонишь меня в аптеку за панадолом и фурацилином, я тебе именно это и вспомню. – вдох-затяжка, выдох, –Знаешь, я подумал, – так просто, без перехода и вступления. – про академию. Я перед выпуском долго думал, и уже чуть было тебе всё не рассказал.
– И что же помешало? Очередная моя девушка, которую тебе необходимо было пригласить на свидание?
– Нет, я решил, что проще служить в горячей точке, чем с тобой поговорить, ещё и контракт подвернулся, я и поехал. Ну, ты помнишь.
Котов заметно мрачнеет, и тоже затягивается глубже.
– Ещё бы не помню, понесло же тебя, я чуть умом тогда не двинулся.
– Ты? Да ладно, – Константин неверяще выгибает бровь, сдерживая улыбку. – подумать только.
– Ну так кто мешает? Подумай. Дурак же ты, майор!
– Не исключено, но я к чему: академия, война потом, после милиция, ФЭС вот сейчас, времени столько, а понял только что.
– И что понял? – Костя не отрываясь смотрит на алеющий горизонт и к его тону не хватает только лампы в лицо, протокола допроса и чёрной папки. Не смотря на заиндевелость утра, надевать футболку он почему-то не спешит, поэтому Лисицын прижимается виском к его голому плечу.
Над Москвой склоняется рассвет, и невидимым, причудливым покровом опускается на золотые московские купола, колокольни и острые шпили легендарных мистических высоток.

– Да понял тут, что я же по уши….блин, – он устало трёт глаза, не привыкшие к такому яркому свету, и начинает смеяться первым. Котов какое-то время смотрит недоумённо, хмурясь, забывая затягиваться, потом недоверчиво улыбается, и улыбка переходит в смех.
– Рано мне майора дали, да? С такими-то умственными способностями.
– Определённо рано. Подам рапорт о пересмотре.
Всё, – не переставая смеяться, Лисицын тушит обе их сигареты, перехватывает за запястье и притягивает виновника внезапного откровения к себе. – Курение вредит. Даже Минздрав говорил, а я склонен ему верить.
А Костя смотрит, смотрит уже серьёзно и внимательно, и пауза начинает кристаллизироваться в воздухе.
– Пойдём.
Он так же внезапно отмирает, но вместо слов просто подаётся ближе, и первым открывает дверь. За ней тепло, за ней пахнет свежесваренным кофе, за ней то, что называется домом. И, кажется, лучшего ответа на незаданный, но откровенно довлеющий над ними вопрос быть не может.

Рассвет над Москвой тем временем набирает силу. Разгулявшийся день был похож на все предыдущие и одновременно не был. Кисть нового дня накладывает на ализариновое полотно аметистовую штриховку, быстро вытесняемую янтарно-жёлтыми мазками. Москва балует, нежит своих детей. Душа этого города нежная и тёплая, она любит и жалеет всех своих жителей и сочувствует им: ведь каждый из них по-своему испытывал горькие земные тяготы.
Пары весенних надежд, смешанных с солнечным туманом клубятся над городом, восходящее солнце уже начало подсушивать вымокшую и продрогшую за зиму Москву, и она, просыпающаяся, преображалась и бодрилась на глазах, стряхивая хлябь со своих дорог и осушая густые ледяные лужи на тротуарах.

Москва уже не спала – она вглядывалась в утреннее едва весеннее небо, и была готова встретить новый день. А за ним ещё и ещё. В жизни всё меняется. Быстро. Медленно. Всё. Важно знать, куда возвращаться. К совместным рассветам и несовместным выездам, к старым шрамам и новым делам, к утренним выпускам новостей и тёрпкому кофе, к неуверенно-счастливой улыбке, к ночам – как можно чаще совместным, к объятьям – неизменно крепким. Туда, где всегда на всё есть правильный ответ.

@темы: @Лисицын/Котов

---

[Чудик]

Fandom: След/CoffeshopAU
Pairing: Круглов/Тихонов

@темы: Иван Тихонов, Круглов/Тихонов, Николай Круглов, фанарт

---

Get over it

[Хруст]

Вот сегодня, за чашечкой чая и серией "Следа" стало интересно, а одна ли я заметила повторяющиеся случаи неподдельного интереса к детям у капитана Котова в присутствии Лисицына?

за первое фото и первую мысль об этом мерси *Алика Сплюшка

дальнейший пруф

@темы: картинки, Котов/Лисицын

---

[Чудик]

Fandom: След
Pairing: Круглов/Тихонов

@темы: Иван Тихонов, Круглов/Тихонов, Николай Круглов, фанарт

---

С Днём святого Валентина, любимый, или как в ФЭС все сошли с ума.

[Повелительница_ Драконов]

Название:С Днём святого Валентина, любимый, или как в ФЭС все сошли с ума.
Фэндом: След
Жанр: Слеш
Пейринг: Данилов/Тихонов
Рейтинг: PG-13
Размер: Мини.
Описание: День святого Валентина - особый день для всех влюблённых. Вот только как в этот день защититься от вируса всеобщего идиотизма, выбрать подарок, поздравить и порадовать любимого человека?

На часах в буфетной Федеральной Экспертной Службы было 18:15. Данилов тяжело вздохнул и помешал сахар в чае. Глотнув живительное тепло со вкусом бергамота, он устало потянулся и достал из кармана любимую шоколадку. С ней было гораздо вкуснее. Отломив кусочек он отправил его в рот и прихлебнув чаем, остался довольный жизнью.
На дворе стояла середина февраля – самая нелюбимая пора года для капитана. Обычно именно в это время с погодой происходило что-то невразумительное. То ударяли аномальные морозы, то выпадали месячные нормы осадков, сейчас вот неожиданно «вышла на работу» весна и «радовала» Степана большущими лужами куда бы он не поехал на выезд. Но сегодняшний день стал просто апогеем ненормальности и вершиной идиотизма.

Началось всё с того, что с утра пораньше, его разбудил Ваня, принёсший завтрак в постель. С одной стороны, капитану было очень приятно, но с другой – он вдруг почувствовал себя слабой женщиной, и это очень разозлило его. Капитан понимал, что Ваня ни за что бы не поставил его в такое положение умышленно, и постарался скрыть своё недовольство, но воробушек уже очень долго жил вместе с ним, и кажется, всё понял.

И вот, как результат – Данилов уже успел с утра пораньше испортить настроение любимому. Судорожно собираясь на работу, Степан пытался скрыть смущение, и даже попытался извиниться перед любовником, но Ваня лишь сухо чмокнул его в щёку и буквально вытолкал за дверь. Данилов готов был поклясться, что в глазах хакера стояли слёзы.
Чувствуя себя последним мудаком, Степан отправился на работу. Настроение было безнадёжно испорчено. Но это было только началом. Казалось, сегодняшний день решил преподнести ему массу неприятных сюрпризов. По дороге к метро его с ног до головы обрызгала грязью, какая-то машина. Матюкнувшись и пожелав водителю долгой и мучительной смерти, капитан спустился в подземку, и тут же был захвачен потоком спешащих людей.

В вагоне его по меньше мере облапали раз пятнадцать, отдавили ему все ноги и в довершении искололи все бока острыми локтями. Вывалившись на своей станции, он злой и очень помятый, дошёл до здания ФЭС. Тут капитан обнаружил, что в спешке забыл своё удостоверение и минут пятнадцать собачился с охранником на входе, пока подоспевшая Галина Николаевна не спасла его. Степан уже собрался поблагодарить начальницу, но та, осмотрев его с ног до головы воскликнула:
– Это что за вид, Данилов?
– Сегодня не мой день, Галина Николаевна. – Прошипел сквозь зубы капитан. Полковник покачала головой и удалилась в свой кабинет. Капитан отправился в буфетную, чтобы успокоиться кружкой чая, но только он сделал себе живительный напиток, как в помещение зашла начальница:
– Данилов, ты чего чаи тут гоняешь? А ну быстро с Лисициным на выезд!

Мысленно поматерившись, капитан отставил горячую кружку и спустился к машине. Нет, сегодня точно не его день. Но день, казалось, только вошёл во вкус, и не переставая посылал ему «презенты». На выезде Степан как не остерегался, всё равно промочил ноги, и не смотря на достаточно тёплую погоду, уже стучал зубами. Свидетели были на редкость несговорчивыми и вылили на капитана целую тонну раздражения. Им с Лисицыным пришлось потратить пол дня, чтобы излазить весь дом и собрать улики.
Наконец уставший и морально и физически, капитан с облегчением сел в машину, чтобы отправиться в город, но тут Москва, в своих лучших традициях «порадовала» их многокилометровой пробкой. И ладно бы пробка, в конце концов она могла бы и на пользу пойти – Данилов бы хорошо отдохнул на заднем сиденье, но Лисицин словно из ума выжил.

На протяжении всей поездки он о чём-то ворковал с Котовым по телефону, и чуть ли не слюни пускал на обивку.
Его воркующий голос уже порядочно бесил Данилова. Жаль, что в машине не было подушки – можно было бы натянуть её на голову и спрятаться от раздражающих звуков. Хотя, может это и к лучшему. А то Степан уже чувствовал, что готов был придушить Лисицина. И потом бы Ванятка рыдал над его остывающим трупом. Котов бы не простил Степану убийства своего любовника.

Лисицин же, в этот день скорее всего решил побить все рекорды идиотизма. Остановив машину у огромного супермаркета, он вылез и чуть ли не вприпрыжку направился к огромному зданию, светящемуся неоновыми вывесками. Костя был отвратительно бодр и весел, и к огромному недовольству Степана в прекрасном настроении. Через пол часа Константин вернулся в машину с многочисленными пакетами. Пробка за это время передвинулась на несколько метров.
Но ладно если бы он просто вернулся в машину с многочисленными пакетами. Так нет, Лисицин припевая стал выуживать из одного пакета различные вкусные нарезки, внимательно осматривать их и отправлять назад. Последней на очереди была бутылка хорошего, дорогого, французского коньяка. Завистливо сглотнув накопившуюся слюну, капитан поинтересовался у Лисицина:

– Кость, а у тебя что, праздник какой-то? Твой день Рождения вроде в мае? – Лисицин отвлёкся от чтения этикетки на бутылке и посмотрел на Данилова, как на идиота:
– Ну ты даёшь Стёпа. Сегодня же всеобщий праздник! – Покрутив в голове все важные даты, капитан и вправду почувствовал себя идиотом – он не вспомнил никакого важного праздника.
– А тебя что, Тихонов не поздравил? – между тем поинтересовался Лисицин.
– Ну он… – начал было капитан, а потом резко остановился. – Стоп, а при чём тут Ваня? И с чего это он должен меня поздравлять? Я с ним сегодня даже не виделся. У него видно выходной сегодня.
– Ну-ну. – Хмыкнул Костя, продолжая рассматривать бутылку коньяка. Данилов почувствовал растущее глухое раздражение. Наконец, Константин закончил рассматривать бутылку и положил её обратно в пакет. Выудив из другого пакета плюшевого медведя с сердцем, Лисицын протянул его капитану.
– А это не о чём тебе не говорит? – поинтересовался он у Данилова.
– Сегодня праздник плюшевого, китайского ширпотреба? – поинтересовался Степан. Лисицин почему-то обиделся и выхватил медведя у него из рук:
– Сам ты китайский ширпотреб, Данилов. – Резко заявил он и отвернулся. Капитан тяжело вздохнул. Вот, он ещё одного человека умудрился обидеть. Ну что же за день такой?
Наконец, они доехали до здания ФЭС и доложили Галине Николаевне о результатах своего труда. Причём начальница находилась словно в прострации. Она на автомате выслушала оперов, явно мысленно пребывая где-то в другом месте и рассеяно рассматривая свой маникюр. Когда они закончили, полковник быстро выпроводила их из кабинета, и уже через пол часа унеслась непонятно куда.

И вот сейчас, Данилов сидел в буфетной и задумчиво помешивал остывший чай ложкой. Он никак не мог вспомнить, что же за день сегодня такой особенный. В ФЭС, после ухода начальницы, все сотрудники словно спятили. Они тут же стали звонить по телефонам, о чём-то сюсюкать по ним с неизвестным оппонентами, и один за другим собираться по домам. За полчаса буфетную посетили все сотрудники. Они быстро пили чай, не переставая глупо улыбаться и мечтательно закатывать глаза. В руках многих из них были сердечки из шоколада и различные мелкие презенты.

Первыми после начальницы ФЭС покинули Белоозёров и Шустов. Мужчины о чём-то тихо переговаривались, и казалось, были полностью поглощены друг другом. Дальше исчезли Лисицын с Котовым. При этом последний, под шепотки сотрудников, нёс в руках того самого плюшевого медведя. Последними ФЭС покинули Амелина и Власова. Девушки шли под ручку, о чём-то шептались и глупо хихикали. В здании остался только Данилов и охрана.
Капитан допил остатки чая, и уже было собрался на выход, но тут в буфет зашла Антонова. Оказывается, не только он остался в ФЭС. Но патологоанатом, казалось тоже подхватила вирус всеобщего сумасшествия. В руках женщина держала огромное плюшевое сердце и так же, как и другие, глупо улыбалась. Подняв глаза на Степана, Валентина испуганно вздрогнула, но тут же расслабилась.
– А ты чего такой кислый? – поинтересовалась женщина, усевшись за стол.
– Да похоже, сегодня день всеобщего счастливого идиотизма, и только я остался вменяемым и несчастливым. Может хоть ты подскажешь, что сегодня за день, что все словно с ума сошли?
Антонова внимательно посмотрела на него:
– Ну ты даёшь, Стёпка. Сегодня же день святого Валентина! – Степан досадливо хлопнул себя по лбу:
– Точно! Вот же блин!!!
– А как ты вообще мог забыть о таком празднике? - поинтересовалась патологоанатом. – У тебя же в личной жизни всё хорошо.
– Да я вообще не считаю этот день праздником! – возразил Данилов. – Ну это же идиотский праздник, который придумали продавцы розового картона и ненужных плюшевых уродцев!
– Зря ты так. – Покачала головой женщина. – Ведь это такой прекрасный день, чтобы выразить любовь своему близкому человеку, романтично провести с ним время, порадовать его, добавить огня в ваши отношения.
– Знаешь, что. – Резко прервал её капитан. – Свою любовь я выражаю круглый год, а не только один день в году. И мне не нужен никакой дурацкий день, чтобы романтично провести время с любимым человеком и сказать ему о своей любви. И огонь в отношениях должен гореть всегда и поддерживаться обоими сторонами. И радовать я стараюсь чаще, а не только по праздникам!!!
– Ну а чего же тогда сегодня ты не порадовал Ваню? – Возмутилась Валентина. – Чего он ко мне в слезах позвонил?
– Ванечка плакал? – обмер капитан. Ненужный спор тут же отошёл на второе место. – Он сильно был расстроен?
– Ну судя по тем красочным эпитетам, которыми он тебя описывал, то да. Он расстроился сильно. – Заявила женщина, и тут же добавила: –Я вообще никогда не слышала, чтобы Ваня так ругался.
– Вот чёрт. – Капитан хлопнул себя по лбу. – И что мне теперь делать? – расстроенно спросил он женщину.
– Прежде всего пойди в магазин и купи ему какой-нибудь подарок. – Посоветовала ему мудрая Антонова. – Потом купи в супермаркете продуктов для романтичного ужина, и явившись на порог с букетом его любимых белых лилий поцелуй его так горячо и страстно, чтобы он забыл о всех своих обидах.
– Спасибо тебе, Валечка. – Поблагодарил капитан. – Я именно так и поступлю. Валентина кивнула. – А я, пожалуй, пойду, а то меня ждут. – Заявила она.
– Да-да. – Улыбнулся капитан. – Передавай Галине Николаевне привет. – Ему тут же прилетел ощутимый подзатыльник. – Ай, за что? – возмутился Степан.
– А ты язык не распускай. – Огрызнулась женщина. – А то я всему ФЭС расскажу о вас с Ваней, да ещё и те снимки с Нового Года присовокуплю.
– Да ладно-ладно. – Тут же заюлил Данилов. – Я больше ни сном не духом. – И показательно застегнул себе рот. Валентина рассмеялась, и развернувшись, покинула буфетную. Степан быстро сполоснул кружку, поставил её в сушку и направился к выходу. Ему надо ещё успеть выполнить несколько важных дел…
*****
Два часа спустя Степан стоял под дверью их с Ваней квартиры и пытался справиться с волнением. В одной руке у него был букет белых, прекрасных лилий, которые так любил Ваня, в другой – три пакета. С подарками, с продуктами и с любимыми Ваниными вкусняшками. Подарки пришлось выбирать особенно долго, но Степан остался доволен. В подарочную упаковку был завёрнут специальный анатомически удобный коврик для мыши, новая, мощная флешка и огромная кружка для кофе с забавной надписью.
Кое-как справившись с волнением, Данилов дотянулся до кнопки звонка. В коридоре раздались шаги. Дверь распахнул заплаканный Ваня. Он этой картины Степан растерял все подготовленные слова, в который раз за день ощутив себя полным придурком и мудлом.

– Ну чего застыл как столб? – Не совсем вежливо огрызнулся Тихонов. – Проходи. – И тут Данилова словно накрыло. Положив пакеты прямо на пол коридора, он сделал шаг вперёд и протянув хакеру букет лилий торжественно и со всей нежностью, которая у него скопилась к этому растрёпанному воробушку сказал:
– С днём святого Валентина, любимый. – Ваня осторожно принял букет из его рук и тут же переложил его на столик в прихожей. Поняв, что надо действовать, Степан резко притянул хакера к себе за талию, и накрыл его губы страстным и обжигающим поцелуем. Наплевав на возможных соседей и свидетелей, капитан целовал губы своего любимого счастья, наслаждаясь их чуть-чуть солоноватым вкусом. Вплетаясь своими пальцами в его волосы и притягивая голову Вани ещё ближе, Степан наслаждался всеми оттенками их поцелуя.

На секунду прервавшись и глотнув воздуха, он снова присосался к этим желанным губам, нежно облизнул верхнюю губу Тихонова, тронул кончиком языка нижнюю. Ваня жарко обнял любовника и приоткрыл рот в блаженстве. Данилов тут же этим воспользовался, протолкнув свой язык ему в рот, и начав исследовать его жаркие глубины. Сплетаясь с Ваниным языком, и чуть ли не трахая своим его рот, Степан довольно застонал, и потерзав губы любовника ещё несколько мгновений, с сожалением отстранился.
– Прости меня, мой любимый, мой родной. – Зашептал он в губы Ивану. – Я сегодня был таким идиотом. – Хакер тихо засмеялся и коротко чмокнув капитана в губы ответил:
– С днём святого Валентина, любимый.

@настроение: День святого Валентина

@темы: день св. валентина